Некоторое время назад у Владимира Соловьева мы говорили о том, что у нас есть понятия, которые невозможно перевести на иностранный язык. Среди них – воля, идущая обычно парой со свободой. Сегодня много толкуют о свободе, о ее видах и качествах. Свобода совести, свобода воли, свобода слова – эти неуклюжие и странные штампы вошли в сознание (ведь совесть всегда свободна, ее вообще нельзя ничем ограничить) и направляют поиски этих свобод, стремление к ним. Свобода препарируется, категоризируется. «Свобода от…», «свобода для…» и т.д. Что такое свобода в этом упрощенном понимании? Это возможность делать то, что вздумается, не нарушая свободу других. То есть опять же это пребывание человека в рамках закона. Именно так это и понимается в западных языках, в западном менталитете. Liberte, Freiheit, Freedom, Liberty это все «свобода».
А как перевести слово «воля?» Как определить это понятие? Тэффи объясняет его следующим образом: «свобода законна. Воля ни с чем не считается. Свобода есть гражданское состояние человека. Воля – чувство». То есть свобода опять же понятие юридическое, воля – нет. Лихачев точно замечал, что «воля вольная это свобода, соединенная с простором, ничем не огражденным пространством». Таким образом мы убеждаемся в том, что понятие «воли» органично присуще только нашей стране.
Доказательством этому является такое удивительное явление, как странничество. На Руси были распространены представления о Христе, как о страннике, который ходит по Русской земле, а отсюда возникало понятие о том, что, пока человек жив, он должен находиться в неустанном странствовании, поиске, бодрствовании. Странничество было формой религиозного осознания собственного отечества в образе богомольной, идеальной, светлой страны, стремлением в жизни почувствовать, ощутить ту самую волю. «Странник - самый свободный человек на земле, - писал Бердяев. - Он ходит по земле, но стихия его воздушная, он не врос в землю, в нем нет приземистости. Странник свободен от “мира”, и вся тяжесть земли и земной жизни свелась для него к небольшой котомке на плечах».
Это ощущение настоящей воли, соединения свободы и пространства, хорошо описано в книге «Откровенные рассказы странника духовному своему отцу»: «Вот теперь так и хожу, да беспрестанно творю Иисусову молитву... Иду иногда верст по семидесяти в день, и не чувствую, что иду, а чувствую только, что творю молитву ... Сделался я какой-то полоумный, нет у меня ни о чем заботы, ничто меня не занимает, ни на что бы суетливое не глядел, и был бы все один в уединении…».
То есть воля напрямую связана с ее источником – Богом (свобода – посредник между тобой и другим) и оттого она неопределима, непостижима и не делится без остатка на разум. Поэтому утратив стремление к «пренебесному», к максимальному, мы можем утратить себя. Из нас получатся очень правильные, свободные, правдивые, понятные, регламентированные люди, хорошие соседи по лестничной клетке или даче, идеальные граждане… Но исчезнет тайна. Воля. И это будем уже не мы. Не совсем мы.
А как перевести слово «воля?» Как определить это понятие? Тэффи объясняет его следующим образом: «свобода законна. Воля ни с чем не считается. Свобода есть гражданское состояние человека. Воля – чувство». То есть свобода опять же понятие юридическое, воля – нет. Лихачев точно замечал, что «воля вольная это свобода, соединенная с простором, ничем не огражденным пространством». Таким образом мы убеждаемся в том, что понятие «воли» органично присуще только нашей стране.
Доказательством этому является такое удивительное явление, как странничество. На Руси были распространены представления о Христе, как о страннике, который ходит по Русской земле, а отсюда возникало понятие о том, что, пока человек жив, он должен находиться в неустанном странствовании, поиске, бодрствовании. Странничество было формой религиозного осознания собственного отечества в образе богомольной, идеальной, светлой страны, стремлением в жизни почувствовать, ощутить ту самую волю. «Странник - самый свободный человек на земле, - писал Бердяев. - Он ходит по земле, но стихия его воздушная, он не врос в землю, в нем нет приземистости. Странник свободен от “мира”, и вся тяжесть земли и земной жизни свелась для него к небольшой котомке на плечах».
Это ощущение настоящей воли, соединения свободы и пространства, хорошо описано в книге «Откровенные рассказы странника духовному своему отцу»: «Вот теперь так и хожу, да беспрестанно творю Иисусову молитву... Иду иногда верст по семидесяти в день, и не чувствую, что иду, а чувствую только, что творю молитву ... Сделался я какой-то полоумный, нет у меня ни о чем заботы, ничто меня не занимает, ни на что бы суетливое не глядел, и был бы все один в уединении…».
То есть воля напрямую связана с ее источником – Богом (свобода – посредник между тобой и другим) и оттого она неопределима, непостижима и не делится без остатка на разум. Поэтому утратив стремление к «пренебесному», к максимальному, мы можем утратить себя. Из нас получатся очень правильные, свободные, правдивые, понятные, регламентированные люди, хорошие соседи по лестничной клетке или даче, идеальные граждане… Но исчезнет тайна. Воля. И это будем уже не мы. Не совсем мы.
