Меня похвалили за смелость высказывания в моем предыдущем видео. Смелость — критерий, существующий в ситуации опасности, которой я не чувствую, когда говорю или пишу. Во всяком случае физической.
Несомненной опасности будут подвергаться те из нас, кто придет завтра к мэрии: кого-то побьют, кого-то задержат, нескольких арестуют на неделю или две, многих просто унизят. В худшем случае, если дело выйдет жарким, могут завести несколько уголовных дел, а это уже высокая цена.
Толпа в несколько тысяч человек (сейчас акцией «Допускай!» интересуется в фейбсуке восемь тысяч человек, хотя придут многие из тех, кто не ставил звездочки, а из тех, кто ставил, не придут. На Тверской (а это — не проспект Сахарова), даже небольшая толпа, особенно стесняемая полицией, будет смотреться внушительно.
Мы увидим завтра множество фотографий полицейской жестокости и рассказов о ней, много воодушевленных лиц, много гнева, злости, благородства, обиды, отвращения, достоинства. Среди тех, кто придет, будет, наверное сотня, а то и больше моих личных знакомых и друзей, и наверняка несколько любимых друзей, за которых я буду переживать.
Но социологическим фактом является то, что в тот же день и час на обновленную при этом самом Собянине московскими хипстерами ВДНХ придет больше людей — хоть белый счетчик ставь, хоть красный. Только на нее одну. Это если не добавлять Сокольников, Зарядья, Крымской набережной, Парка Горького и тд. Социологическим фактом является то, что большинство москвичей, которые выйдут завтра из дома, отправятся не на митинг на Тверской, а (просто для примера) в любой на выбор из перечисленных парков.
Можно говорить, что благородство и риск — это дело меньшинства. Что люди, которые выйдут завтра, будут рисковать в том числе и за свободу тех, кто не выйдет, за права и интересы тех, кто предпочтет парки. Но в этом, признаемся себе, будет элемент насильственного осчастливливания невежд, за которое так попадает команде Собянина от его критиков.
Вообще главная задача России — сделать осчастливливливанье ненасильственным, с любой стороны. Не подарком меньшинства, которое знает, как надо, большинству, а общим делом.
Есть за что критиковать осчастливливанье, которое произошло с Россией на рубеже 80-х и 90-х, но оно выглядело более общим делом, чем нынешнее. Помню, как опальный Ельцин избирался в верховный совет от Москвы против солидного директора ЗИЛа, за которым был весь бесполезный административный ресурс. Потому что эту волну просто невозможно было остановить. Настоящая волна выглядит так, что ее невозможно остановить. Это волна и все. Стихия свободной стихии. Ее нельзя сымитировать, сыграть, нарастить при помощи правильного угла фотосъемки. Ее нельзя вынести из здания на диване, потому что она же будет снаружи и внутри. Тогда точно знаешь, что большинство, кто вышел из дома, пошел не в парк. Что-то отдаленно похожее было на первых неделях зимних протестов 2011-2012 года. Но всегда надо помнить, что всё делается для того, чтобы парк был важнее баррикад, а не баррикады всегда важнее парка.
Конечно Ельцина зарегистрировали (попробовали бы они не). Но в этом и была особенность момента. Высшая политическая власть решила объявить новую эпоху и уже не могла взять своих слов назад. А нынешняя пока не решила. И что с этим делать, непонятно. У того времени была другая особенность: менять старую систему активно хотело меньшинство, но большинству она была не нужна, большинство было согласно: меняйте. Мы, похоже движемся в этом направлении, но не уверен, что ее достигли. И не уверен, что у тех, кто заявляет, что достигли, есть настоящий народный ельцинского типа мандат. По моим воспоминаниям, он выглядел несколько иначе. Боюсь, что надежды многих лежат в области чрезмерного насилия неразумных властей, которое возмутит-таки апатичных москвичей. Потому на митингах про свободу так много про насилие — все эти «под плитку» и «на фонари».