«Сколько на свете людей, столько на свете сортов дураков», — говорила эта женщина в платочке, Нартуи Нерсесян, моя ненега — прабабушка.
Она не умела читать, но научила меня молиться, бояться Бога и не бояться людей.
Почти всех людей. Кроме тех, у кого в руке ятаган.
В 1915 году на ее глазах ятаганами отрезали головы ее родителям, братьям и сестрам.
Старшая, замужняя сестра избежала изнасилования — бросилась с высокого трабзонского берега и утонула.
В живых остались Нартуи и ее младшая сестра Алиса — в честь нее потом назвали мою младшую сестру. Их отец перед смертью успел дать им по золотому, который моя прабабушка спрятала за щекой.
Их обеих — светлых, голубоглазых — забрали в турецкие семьи: маленьких красивых девочек оставляли в живых.
Они росли в турецкой семье, пока ненегу не нашли выжившие родственники и не помогли ей бежать в Крым.
Так отцовская ветка моей семьи прижилась в российском Крыму.
Что стало с сестрой моей ненеги, мы не знаем.
Второй моей прабабушке во время геноцида было около пяти лет. Перед тем как в дом пришли люди с ятаганами, родители завернули ее в ковер и приставили к стене. Она стояла там и слушала, как убивают всех ее родных. А семьи тогда были большие, и стояла она так долго. Ее так и не заметили.
Она простояла в этом ковре, пока ее не нашли соседи.
24 апреля — день памяти геноцида армян.
Ненега, я помню.
Она не умела читать, но научила меня молиться, бояться Бога и не бояться людей.
Почти всех людей. Кроме тех, у кого в руке ятаган.
В 1915 году на ее глазах ятаганами отрезали головы ее родителям, братьям и сестрам.
Старшая, замужняя сестра избежала изнасилования — бросилась с высокого трабзонского берега и утонула.
В живых остались Нартуи и ее младшая сестра Алиса — в честь нее потом назвали мою младшую сестру. Их отец перед смертью успел дать им по золотому, который моя прабабушка спрятала за щекой.
Их обеих — светлых, голубоглазых — забрали в турецкие семьи: маленьких красивых девочек оставляли в живых.
Они росли в турецкой семье, пока ненегу не нашли выжившие родственники и не помогли ей бежать в Крым.
Так отцовская ветка моей семьи прижилась в российском Крыму.
Что стало с сестрой моей ненеги, мы не знаем.
Второй моей прабабушке во время геноцида было около пяти лет. Перед тем как в дом пришли люди с ятаганами, родители завернули ее в ковер и приставили к стене. Она стояла там и слушала, как убивают всех ее родных. А семьи тогда были большие, и стояла она так долго. Ее так и не заметили.
Она простояла в этом ковре, пока ее не нашли соседи.
24 апреля — день памяти геноцида армян.
Ненега, я помню.
