Во второй половине девяностых в телепередачах, которые я смотрел после школы, все кричали о том, что Конституция суперпрезидентская, никуда не годится, надо менять! Срочно!
Я тоже кричал, что Конституция написана под Ельцина! Надо менять! Потому что во второй половине девяностых было невозможно не быть против Ельцина, даже если тебе пятнадцать лет. Я был политизированным щенком, как и все.
Однажды родители спросили меня — а ты читал ее, ту Конституцию то? Я честно ответил, что нет, и кричать перестал. Хотя и Конституцию читать не начал. Потерял интерес к этой теме. Но прошли годы, и я как тот заартачившийся пингвин — ну уж, теперь буду читать из принципа!
Вот тридцать пять лет мне было безразлично, а теперь извольте показать, что у вас там получится.
Для меня в самом этом слове и в самом явлении ничего сакрального нет. Рабочий документ — надо менять, меняйте. Любую книгу можно переиздать с дополнениями, любой фильм выпустить в режиссёрской версии, раскрасить или даже перемонтировать. Небо на землю не рухнет, я обещаю.
Интересен тут иной момент. Есть поправки первостепенной важности — ну, как государство будет устроено и кто теперь главный. Это приняли быстро, не нашего ума дело.
А есть поправки, которые будут вноситься, так сказать, вдолгую.
Скажем, кто-то предложил на конституционном уровне закрепить официальный статус казачьей полиции. Ну, у нас же полиции мало, нужно чтоб еще казачья была, да на конституционном уровне.
Всё это юмор, так сказать.
А деятели культуры (это, кстати, официальное звание, полагаю, оно у всех вносящих есть) — Калягин, Мацуев, Пиотровский — предлагают внести такую поправку — “"Культура России является уникальным наследием многонационального народа. Она поддерживается и охраняется государством".
То есть, сам факт, некое нематериальное явление наличия культуры представляет собой отдельную и непреложную ценность. С этим я согласен.
Моя поправка в этом случае состоит в том, чтобы слово “многонациональный” заменить на простое слово русский. Потому что это всё, конечно, хорошо и весело, но системообразующее множество нельзя упускать из риторики.
А в остальном, я так понимаю, поле для деятельности тех, кто хочет что-то поправить широкое.
Переизданий, видимо, будет много, потому что свет не стоит на месте.
Да, не забыть бы всё это прочитать.