Парфюмер.
Осень душила тёплым дождём. В лужах захлебывалась утренняя Москва, прячась за треском дорогих каблуков и дешёвых самокатов. Я шёл на Патриарших и зачем-то молился. Меня встречали тучи и Gucci.
В Уильямс подали красного с мясом. Есть приходилось для вида, чтобы не вызвать взглядов - по утрам без закуски здесь выпивают только шлюхи. Впрочем, сам бы с гордостью продал тело, но без души цена ниже рынка. От мыслей глаза родили скупую слезу и я плаксиво зашмыгал, вспоминая вчерашний снег.
⁃ Юноша, вы простужены?
За соседним столом поморщилась женщина класса люкс-2003, подвинув чуть ближе аналогично потрёпанную сумку Louis Vuitton.
⁃ Нет. Я нюхаю.
⁃ Что?
⁃ Тебя.
Я сверкнул голубыми глазами. Женщина нехотя отвернулась, обнажая шею и морщинистый характер. Она и вправду пахла - трюфельной пастой и отсутствием любви. Аромат напоминал смесь дорогого игристого с гомеопатической таблеткой от мигрени.
Я заказал виски и крепко задумался. Каждая женщина в моей жизни имела собственный запах. Я мог любить, ненавидеть, вожделеть или неделями уклоняться от секса. Так или иначе, явление не мог скрыть даже кокаин.
Юные девушки пахли клубникой и первым поцелуем. Их всегда сопровождал лёгкий ветер, протёртые джинсы и блестящий взгляд. Руки обнимали, а длинные пальцы проникали сквозь мужскую шевелюру. Их сердца по традиции разбивались.
Студентки из регионов пахли помадой и какой-то странной надеждой на любовь после ебли. Они ходили в мини-юбках, общались с гостями столицы и пропадали. По ярким следам губ на тонких сигаретах их опознавали в лесополосах, коллекторах и на трассах.
И этот город останется
Также загадочно любим.
В нем пропадают
Такие девчонки
Столичные девицы благоухали поддельным Chanel. Они пытались постареть чуть быстрее, чем послала природа, и оступались. Бокал Rose на стипендию, туфли Prada в микрофинансовый кредит. Они стреляли глазами в дорогие мужские костюмы и попадали в цель, оставляя сквозное отверстие в депутатском значке.
Местные умницы пахли простыми карандашами и оранжевым лаком. Они были умны, в меру красивы и возбуждающе учились на каких-то там архитекторов. В кедах Converse и пиджаках Zara рассекали по Столешникову, как бы сливаясь с омерзительной красотой Москвы. У каждой из них было сердце, вагина и стиль. Но таких я всегда скоропостижно проебывал.
Иные щеголяли на деньги родных. Аромат пота и модных коктейлей на джине. Oversize из ЦУМа скрывал толстые жопы, дорогая косметика неумело размазывалась по бестактному лицу. Они трясли телом в Happy End, потребляя наркотики по цене трех пенсий бабушки из Костромы. Они плевали на всех, все плевали в них.
Наконец, взрослые львицы. Их благовоние - чистый успех, он осязаем и необъясним. Им глубоко за 30, но они гладкие и загорелые, как молочная шоколадка с праздника в детском саду. Их хотелось поцеловать лишь для того, чтобы прикоснуться и откусить сладкого. Да и в сексе они бывали хороши, хоть и дорогие цепочки рассыпались в животной страсти. Потом приходилось платить. Чаще собой.
Объединяющее нас важнее различий. Я задумался о каждой и понял - все они когда-то пахнут одиночеством. Ужас от ухода мужчины впитывается в женское тело, как табачный дым в советские обои. Вот и девушки, от мала до велика, в горе своём по вкусу как красное вино с солёным от слез мясом.
К черту дурное. С третьим бокалом я снял гостиницу и прижал к себе счастливую бабу. Она пахла детским мармеладом и свежей книгой из типографии. Я налил Бейлис в кофе, пошутил и вошёл. В колонках запел Urge Overkill:
Girl, you'll be a woman soon,
Please, come take my hand
Girl, you'll be a woman soon,
Soon, you'll need a man