Москва рыдала дождём. Я хотел бы проснуться, но вовсе не спал трое суток. В теле таяла водка со льдом, в душе замерзала мечта. По комнатам прыгал дурной сквозняк и хлопали двери. В плену хрусталя умирала чуть начатая сигарета. Я прощался с рассудком и думал о ней.
Всё началось чуть больше года назад в период бурь и невзгод. Январский мороз заставлял выпивать с ранних дней и жадно лупил по лицу тех, кто выполз из дома сухим. Я прятался в барах, читал и писал, а после наедался варёным осьминогом. Ничто не вело к беде, жизнь тлела до тех пор, пока дверь не закрылась за её плечом. Моё тело пронзил электрический снаряд, равный счастью тысячи накормленных сирот. Моя душа внезапно наелась.
Невысокая, скорее мала. Ровные ноги в джинсах Palm Angels, стройная фигура в объёмом чёрном худи. Волосы цвета поля и счастья, глаза глубиной в море - совсем голубые. Смешные кольца на длинных пальцах, улыбка и губы из чайной розы. Проводные наушники в ушах и битый IPhone. От этой девицы пахло мороженым из Баскин Робинс, что я так люблю. Орехи, шоколад и ванильное счастье. Мне не хотелось совсем ничего, кроме неё.
Она зашла и просто села за стойку как самый обычный человек. Я не дышал, дрожал и жадно пил водку со льдом. Природная глупость мешала неслучайным связям, язык будто исчез навсегда и мне хотелось мычать от нахлынувших чувств. Она пила Тиффани с клубникой и смотрела по сторонам, поглощая вселенную в себе. Я хотел от неё трёх детей, но сдрейфил. Ночь прошла у блядей.
Оказалось, модель. Умная, тонкая, невнятно богатая умом. Она слушала Наутилус и читала Мандельштама, ела глинтвейн и каталась на скейте по выходным. Весь город светился бильярдами с ангельским лицом - от косметики до H&M. Я не знал куда бежать и начал сильно болеть. Моё сердце вечно мечтало, расплываясь в поцелуях фотографий Instagram. Руки искали связь, душили продюсеров и общих друзей - мне нужна она. Но каждый раз спасительный взгляд пролетал мимо меня и я тонул в море бесполезных вагин.
К слову, секс никогда не спасал. Я трахал других с ощущением, будто ищу нужную книгу в шкафу. Каждый оргазм напоминал третий приз на школьной олимпиаде. Любой минет походил на игру в поддавки. Девицы мелькали, светились и горели огнём. Я думал лишь о ней, пожирая собственную душу вприкуску с островным вискарём. В жилах высыхала кровь, под ногами горела земля. Мне не хотелось даже себя без неё.
На Патриарших подавали чуть больше нормы. Я выпил бутылку водки и три стакана вина. Мир крутился и скакал, солнце за окном гримасничало как блудливая баба. Люди ржали, а женщины походили на мерзких горгон. Мудак в зелёной кепке завывал чуть лучше самого Лагутенко:
Мне под кожу бы, под кожу мне
Запустить дельфинов стаю
Там, у сопки, у подножья, где
Я тебя насти-настигаю
Режем мы полоски длинные
Разветвляем юность ставя крабам
Там зелёные, красивые
Остаются-ются с нами рядом
Все немедленно заебали. Я выпил залпом целый графин и вышел из Маргариты в сторону прудов. Люди расступались и зачем-то глазели, рискуя словить пулю несуществующего ствола. В ботинки попадал песок, затем трава и грунт, а позже - вода. Я нырнул в воду и начал тонуть. В мокрых от слёз глазах рождался образ:
Мы счастливые и не ходим за руку потому, что сюси-пусти для лохов. Она никогда не красит губы, а я выкинул вонючих одеколон Hermes. Оба пьём только совиньон и вкусно сладко целуемся. На нас с умилением смотрят старики, моя мать ждёт внуков, а будущая тёща вяжет носки. Я люблю так, как не любил даже персики в детстве. По утрам мы едим шоколадные шарики в молоке, которым я давлюсь.
Влага заполоняла горло до хрипоты. У пригорка бегали грустные менты, кепочный чёрт всё пел, а я даже не мог захлебнуться:
Тонешь, тонешь... - не потонешь!
Ты сломаешься однажды
Может выпьешь яда?! слижешь дважды
Знаешь?! мне yже не важно
Все не так yж важно...
