Бывший губернатор Хорошавин выступил в городском суде Южно-Сахалинска:
...Дело даже не в политике. Ключевое дело здесь — богатый регион. Событие этого дня ярко сейчас показывают последние события, бизнес — ничего личного. Я знаю, что приговор уже написан, все предопределено. Все было предопределено, и никто этого не скрывает.
Уголовное дело в отношении меня было возбуждено в один вечер с убийством Немцова, с разницей в полчаса, в полночь выходного дня, на основании объяснений Крана. Это был целенаправленный шаг, необходимо было перестраховаться, людей надо было отвлечь. В это же время Горбачев, сотрудничавший со следствием, инициирует перевоз денежных средств из сейфа правительства в сейф на территорию запасного пункта управления. Вечером 2 марта 2015 года эти деньги были перевезены, а утром 3 марта по постановочному сценарию приехал следователь из Москвы и обнаружил их в сейфе ЗПУ. Кстати сказать, в рамках данного дела этих денег нет.
В это время до президента доводят дезинформацию, что я имею отношение к незаконной смене руководителя ФСБ Сахалинской области Стручкова, якобы эти обстоятельства подтверждаются прослушками. Лицам, которые докладывали президенту, было заведомо известно, что никакого отношения к смене Стручкова я не имел. Никакими прослушками это не подтверждается, но в той ситуации, которая сложилась тогда, нужен был громоотвод. Тогда было не до внутренних разборок, и арест был согласован.
Нет на свете ручки за 36 млн, 1 млрд под кроватью у меня никогда не было. Невозможно изъять то, чего не было. В сейфе запасного пункта управления были изъяты денежные средства, накануне перевезенные из сейфа правительства, — 60 млн руб.
Практика последних дел о так называемой коррупции показала, что они начинаются и развиваются по единому алгоритму. Арест, оговор, сделка со следствием. В самом начале следствия мне предлагали заключить такую сделку, предлагали дать показания на лиц, которые работали в администрации президента, в бизнес-сообществе России, в правоохранительных органах Сахалинской области, в том числе прокуратуре, в сахалинском бизнес-сообществе.
Причем, главное требование — это согласие поставить подпись, все остальное — дело техники, по словам тех людей, которые мне это предлагали.
Дальше последовало давление на мою семью. До последнего времени находится под давлением и контролем спецслужб мой совершеннолетний сын, которому грозили местом в соседней камере со мной, устраивали против него провокации, уволили с работы, с извинениями, конечно, но уволили, отняли принадлежащее ему имущество
Дело расследовалось 2 года, да и сейчас еще в стенах следкома в Москве, как я ранее говорил, лежит старое дело с возможностью вернуться в любой момент к моей персоне, такое же лежит и здесь на Сахалине. Лежат они в качестве дубины устрашения, если не дай бог вдруг что-то пойдет не так. Вы знаете — только я не комедиант, я в спектакль играть не буду, да и не умею. Стоять вот здесь, в клетке, как зверь, униженно заглядывать в глаза я не могу и не буду. Не могу демонстрировать оптимизм и надежду по поводу справедливого обвинения и суда, а в душе прекрасно понимать, что никакого справедливого суда нет, что нет ни состязательности, ни равноправия, ни презумпции невиновности, они просто изначально не существовали в нашем процессе.
Хорошавин завершил выступление цитатой из Евангелия: "Поражу пастыря и рассеются овцы".
