Что-то со мной случилось, и я все последнее время читаю воспоминания белых генералов. А когда читаешь такие вещи кучно, срабатывает интересный эффект. Во-первых, бросаешь следить, что там конкретно по тому или иному историческому поводу сказано — а начинаешь смотреть на то, что за люди эти генералы. Во-вторых, белые перестают сливаться в монолит “красиво идут, интеллигенция”, а распадаются на множество действующих сил и людей.
Врангель, Записки
Врангель оказался потрясающий, это такой, простите, white exploitation, когда мемуарист снобствует, ходит в черкеске, лично бьет мародерам морды, а на революционный бардак реагирует в стиле "чернь распоясалась". Пишет Врангель отлично, у него много умных, точных характеристик и ярких тарантиновских эпизодов (вообще уровень, конечно, чувствуется).
Эпизоды в таком духе: Врангель в вагоне-ресторане, невыспавшийся, злой, пьет кофе. В ресторан входят революционные солдаты и начинают буянить. Врангель требует успокоиться. Солдаты не реагируют. Врангель встает из-за стола и за шкирку выбрасывает солдат из вагона. (Такое смотрится органично только если вы двухметровый аристократ)
Деникин, Путь русского офицера
У Деникина отец — выслужившийся из крепостных крестьянин, а мать полька. Поэтому там и бедное детство, и сложности с идентичностью.
По ходу рассказа Деникин постоянно отвлекается, чтобы сообщить, что НИКАКОГО УГНЕТЕНИЯ ПОЛЯКОВ НЕ БЫЛО, И КОНФЛИКТОВ НЕ БЫЛО, А ВОТ ТЕПЕРЬ ПИЛСУДСКИЙ ОТОБРАЛ ИСКОННО РУССКИЕ ТЕРРИТОРИИ И ТАКОЕ ТАМ ТВОРИТ, ТАКОЕ!
Хочется спросить, как можно было сперва проиграть Гражданскую войну в т.ч. из-за полного непонимания национальных проблем, из-за откровенно вредных попыток всех удержать, — и писать так много десятилетий спустя.
Ну, и по мелочи: евреев у Деникина не притесняют, армия РИ лучше немецкой, с солдатами обращаются идеально.
В общем, это с одной стороны интереснейший путь человека снизу на самую вершину военной иерархии; а с другой стороны, это и про то, как можно смотреть на проблемы в упор и не замечать их.
Шкуро, Записки белого партизана
На самом деле, это такой авантюрный роман, где мемуарист собой очень любуется, и в то же время честно изображает реалии партизанской борьбы.
Шкуро, готовя восстание, путешествует по казачьим станицам переодетый и перекрашенный, таскает с собой деревянный муляж пулемета, чтобы напугать большевиков; когда у него появляется отряд, они постоянно натаптывают следы, чтобы сделать вид, что их много.
В схватках с красными за станицы обязательно участвуют казачки с ружьями, пойманных большевиков порют нагайками, в общем, не оторваться.
Много там и показательного. Например, Шкуро спрашивает у Деникина про политическую программу (сходу сообщает, что казаки пойдут только за демократическими лозунгами, поэтому он, Шкуро, за демократию) — ну и нарывается на синий экран, какая еще, блин, политика, какая демократия.
Сахаров, Белая Сибирь
Это сейчас мое любимое: драматичная история белой Сибири. Холод, отступления, сражения в заснеженной тайге, переход Байкала по льду, ложные солнца и прочее в таком духе, что хочется немедля хороший сериал об этом.
Политическими вопросами Сахаров интересуется мало, зато рассказ у него выстроен логично и доходчиво (немногие могут этим похвастаться). Читается как роман: стиль совершенно литературный, много сильных сцен, классные описания природы (ну там, какой-нибудь очередной кошмар, отступление, тиф, Сахаров такой: а теперь я вам расскажу про снег, про сибирские закаты).
Разумеется, у Сахарова длинный счет на предъявителя, все сестры, от чехов до Семенова, получают по серьгам, неловкие эпизоды со своим участием он обходит; но это понятные особенности почти любых воспоминаний.
Сахаров же у себя в тексте, простите, за феминитивы выступает: очередного генерала, написавшего, что у него в родителях “рабочий и крестьянин”, Сахаров возит лицом по столу целую главу. Совсем как мы сейчас, когда видим очередной текст “студент Иванова, ученый Петрова”. Белый генерал Сахаров за феминитивы, чем мы хуже, спрашивается.
