G
II. Скромное обаяние буржуазии
С трибуны Эха Егор Жуков заявил о своих либертарианских взглядах, уточнив, что осуждает посягательство на собственность индивида, поддерживает предпринимательство и конкуренцию.
Это стандартный капиталистический набор. К чему было рассуждать на «последнем слове» о том, что в руках ничтожного меньшинства сосредоточены гигантские богатства, если капиталистическая экономика и порождает такую ситуацию, причём вовсе не только в российских, но в общемировых масштабах?
Егор говорит, что «там, где есть свободный рынок, меньше бедных». Это, конечно, явная демагогия. Во-первых, пусть повторит это где-нибудь в Бангладеш, Индии или Центральной Африке. Во-вторых, какой-нибудь социал демократ заявил бы на это, что бедных меньше именно там, где государство регулирует рынок. Спор этот пустой, потому что речь идёт о бесконечном множестве конкретных ситуаций, не позволяющих вывести какую-либо закономерность. Зато с этических позиций можно сказать, что и государственное насилие, и рыночная эксплуатация несправедливы и противоречат той самой любви, о которой Егор говорил в последнем слове. Любовь созвучна кооперации, а не конкуренции.
Жуков заявляет, что государство плохо тем, что в нём торжествует «право сильного». Но разве разнузданный рынок не является столь же ярким воплощением этого права? И экономические, и внеэкономические рычаги власти — это и есть рычаги «сильных», угнетателей, в реализации их мнимого права… Не случайно успешных игроков на рынке испокон веков люди сравнивают с акулами и другими хищными зверями.
С трибуны Эха Егор Жуков заявил о своих либертарианских взглядах, уточнив, что осуждает посягательство на собственность индивида, поддерживает предпринимательство и конкуренцию.
Это стандартный капиталистический набор. К чему было рассуждать на «последнем слове» о том, что в руках ничтожного меньшинства сосредоточены гигантские богатства, если капиталистическая экономика и порождает такую ситуацию, причём вовсе не только в российских, но в общемировых масштабах?
Егор говорит, что «там, где есть свободный рынок, меньше бедных». Это, конечно, явная демагогия. Во-первых, пусть повторит это где-нибудь в Бангладеш, Индии или Центральной Африке. Во-вторых, какой-нибудь социал демократ заявил бы на это, что бедных меньше именно там, где государство регулирует рынок. Спор этот пустой, потому что речь идёт о бесконечном множестве конкретных ситуаций, не позволяющих вывести какую-либо закономерность. Зато с этических позиций можно сказать, что и государственное насилие, и рыночная эксплуатация несправедливы и противоречат той самой любви, о которой Егор говорил в последнем слове. Любовь созвучна кооперации, а не конкуренции.
Жуков заявляет, что государство плохо тем, что в нём торжествует «право сильного». Но разве разнузданный рынок не является столь же ярким воплощением этого права? И экономические, и внеэкономические рычаги власти — это и есть рычаги «сильных», угнетателей, в реализации их мнимого права… Не случайно успешных игроков на рынке испокон веков люди сравнивают с акулами и другими хищными зверями.
