Комиссия Совета Федерации по защите суверенитета России от внешнего вмешательства предложила очередное ужесточение. А именно - принять законопроект, который позволит увольнять педагогов, если те будут использовать работу в сфере образования и просвещения для разжигания социальной, расовой или религиозной розни или для побуждения к действиям, противоречащим Конституции.
Особенности российских законов против экстремистов и иностранных агентов – в том, что они выглядят убедительно для массовой аудитории. Действительно, любому родителю страшновато, если его ребенка будет учить религиозный фанатик или поклонник гитлеровской расовой теории. И такому родителю совершенно справедливо хочется, чтобы государство оградило ребенка от такого педагога.
Но проблема заключается в формулировках и практике – а здесь возникает много вопросов. Мой любимый пример – если профессор излагает учение Локка о праве на восстание против тирании, должен ли он особо оговорить, что данное учение абсолютно неприменимо к современным российским условиям. Даже в советское время таких оговорок никто не делал, а сейчас, при желании, рассказ о Локке может быть интерпретирован как косвенное подстрекательство к несанкционированным акциям. Или же преподаватель говорит о распределении экономических ресурсов между основными игроками в современной России – сеет ли он при этом социальную рознь? Или же неосуждающе выскажется о европейской практике однополых браков – не посягнет ли при этом на конституционную поправку о браке? Не говоря уже об острых проблемах истории Второй мировой войны, по поводу которых ожидается принятие отдельного нового закона тоже в развитии конституционных поправок.
В общем, законопроект может привести не только к политизированным увольнениям, но и к росту самоцензуры в педагогической среде. А молодежь от радикализма такие законы никак не уберегут. Исторический опыт показывает, что будущим народовольцам преподавали абсолютно благонадежные педагоги, учившие их в духе официальной уваровской триады - православия, самодержавия и народности. И интернета тогда еще не было – а «охранительная» политика в педагогической сфере все равно оказалась неэффективной.
Алексей Макаркин
Особенности российских законов против экстремистов и иностранных агентов – в том, что они выглядят убедительно для массовой аудитории. Действительно, любому родителю страшновато, если его ребенка будет учить религиозный фанатик или поклонник гитлеровской расовой теории. И такому родителю совершенно справедливо хочется, чтобы государство оградило ребенка от такого педагога.
Но проблема заключается в формулировках и практике – а здесь возникает много вопросов. Мой любимый пример – если профессор излагает учение Локка о праве на восстание против тирании, должен ли он особо оговорить, что данное учение абсолютно неприменимо к современным российским условиям. Даже в советское время таких оговорок никто не делал, а сейчас, при желании, рассказ о Локке может быть интерпретирован как косвенное подстрекательство к несанкционированным акциям. Или же преподаватель говорит о распределении экономических ресурсов между основными игроками в современной России – сеет ли он при этом социальную рознь? Или же неосуждающе выскажется о европейской практике однополых браков – не посягнет ли при этом на конституционную поправку о браке? Не говоря уже об острых проблемах истории Второй мировой войны, по поводу которых ожидается принятие отдельного нового закона тоже в развитии конституционных поправок.
В общем, законопроект может привести не только к политизированным увольнениям, но и к росту самоцензуры в педагогической среде. А молодежь от радикализма такие законы никак не уберегут. Исторический опыт показывает, что будущим народовольцам преподавали абсолютно благонадежные педагоги, учившие их в духе официальной уваровской триады - православия, самодержавия и народности. И интернета тогда еще не было – а «охранительная» политика в педагогической сфере все равно оказалась неэффективной.
Алексей Макаркин
