"Три дня я рыскал по Москве вроде очумелой и потерянной колесницы. Мой друг, этот феерический город гудит и бушует. Все здесь преувеличено — слишком много всего. Но Кремль я поставлю вровне с катком для конькобежцев на Патриарших прудах, и трамвай, что сыплет с проводов зеленый свет, делает лучше Китайскую стену. Людские толпы и Кремль, дымящий утром изо всех труб и похожий на гигантский завод — вот Москва".

Илья Ильф

Свиблово могли, конечно, и лучше отреставрировать, но в 1980-1990-е здания находились на грани уничтожения.

Люблино образца 2007 года.

"Свадьба не свадьба, но празднуют они все, без исключения, праздники широко, жирно, совхозом: со столом во дворе, с водкой-селедкой, салатом оливье в алюминиевых кастрюлях, с колбаской, пирогами, картошкой, квашеной капустой и малосольными огурцами. А потом, после пятой, откуда-то возникает баян. Я ни разу не видела его у кого-то в руках, но точно слышала звук — надтреснутый и хрипатый. И тогда на три квартала разносится “Ой, мороз, мороз…”.

Бабушки поют стройно, от живота, с тоской по умершим мужьям, по живущим где-то детям-внукам, по утраченной жизни, которая им обещала стирание границ, а вынесла к подъезду панельной девятиэтажки. Да, с теплым сортиром и горячей водой, но с крохотной пенсией, с болями в спине от тяжелой работы, с вежливыми улыбками новых жильцов, которые смотрят на бабушек как на динозавров и не желают знать, куда и с кем ушла жена…

Когда-нибудь, довольно, к сожалению, скоро, когда гроб последней совхозницы пронесут мимо подъездов восемнадцатого дома, грань между городом и деревней в Люблине окончательно сотрется. Дымкой в памяти останутся песни под окном, исчезнут застолья, пересуды. У нас никогда уже не будет этих бабушек…"

На севере Москвы сейчас уничтожают парк и усадьбу Михалково. Саранча. А потом вот такое валяется под ногами.

Евгений Замятин прославился не только книжкой «Мы». В 1933 году он блестяще описал Москву - еще не сталинскую, но разрушившую первые церкви и построившую первые рабочие поселки на окраинах.

«Лицо города, отдельных его частей - особенно изменяет снос таких характерных строений, как церкви. Те, кто видел, например, прежнюю площадь на берегу Москва-реки с храмом Спасителя, теперь не узнают ее: видной издалека золотой головы, огромного желтовато-белого тела храма - уже нет. Это колоссальное здание большой архитектурной ценности не представляло, но нельзя не пожалеть о разрушении таких старых построек, как Симонов монастырь, Чудов монастырь в Кремле, как старая Сухарева башня, очень украшавшая площадь в конце Сретенской улицы.

В иных случаях снос таких старых построек оказался оправданным с точки зрения архитектурно-композиционной. Так очень выиграл вид на Кремлевскую Красную площадь после сноса Иверских кремлевских ворот и Иверской часовни; теперь со стороны Охотного Ряда на синем фоне неба виден великолепный собор Василия Блаженного, раньше заслонявшийся воротами и часовней.

Новых, недавно построенных, домов совсем не видно в центральных частях Москвы. Именно "бросаются в глаза": это - вторгшаяся в старую Москву Америка, вернее - общедоступное берлинское издание Америки - "конструктивные" комбинации каменных кубов, типа работ Корбюзье. Но московский вкус требует - "чтоб по всей форме была мода": Москва постаралась "перекорбюзьерить" Корбюзье, там иные из таких новых зданий еще суше, абстрактней, голее. Типичный пример этого стиля - выкрашенный в темную краску угрюмый куб Института Ленина в самом центре Москвы на Тверской улице.

Некоторые из левых московских архитекторов объявили этот американско-берлинский стиль "пролетарским" (а стало быть - самым модным), но... пролетариат не поверил и запротестовал, когда эти унылые кубы стали расти в рабочих районах. Один из виднейших московских архитекторов, Щусев признался: "Оказалось, что упрощенный конструктивистский тип архитектуры не во всех случаях близок и понятен массам... Коробкообразная, плохо сработанная внешность зданий скоро приелась... Потребовалось знакомство с работами великих мастеров прежних эпох... Архитектура без усвоения двух родственных искусств - живописи и скульптуры - не может справиться со своими задачами"...»

Куда сходить в Москве? Начало 1970 года.

Реклама флагманского магазина «Березка» в Лужнецком проезде.

«Архитектурные излишества» - ваш проводник в московской истории, моде, транспорте, архитектуре. В начале XIX века почти в любом русском журнале печатались переводные вещи «Как одеваются в Париже». Вот советы за 1820-е годы.

Женские шляпки.

Мужской костюм.

Один из двух старейших трамвайных павильонов Москвы признан обьектом культурного наследия. Это хоть какая-то защита.

Парк усадьбы Быково. Фото Н.Золотова.

Это пять с плюсом.
Abbey Road на приевшейся бело-зеленой сетке.

ПРО ЧАЙ

Московский рабочий мог экономить на мясе, овощах, рыбе, но никогда не лишал себя двух главных радостей - чая и сахара. Производители старадись даже очень бюджетные сорта упаковать в красивые коробки. По именам крупнейших фабрикантов возникла поговорка "Чай Высоцкого, сахар Бродского" (там еще было окончание "Россия Троцкого", но это не так важно).

У активных потребителей полфунта чая (200 граммов с небольшим) "уходили" за две недели. В месяц 1 р. 60 коп. на чай - это 1/10 часть жалованья рабочего, 5% доходов телефонистки, дыра в кармане студента. Теперь вы понимаете, почему москвичей остальная Россия звала "водохлёбами".

Усадьба П.Карабанова, известного коллекционера и собирателя, на Немецкой улице. Дом восстанавливал его отец в 1815 году.

М.Данциг, «О Великой Отечественной», 1968.

Москва 1964 года в снимках французского ученого Ж.Дюпакье.