Наиболее интересные, на мой взгляд, нюансы в исследовании Комитета по политтехнологиям РАСО:
1. В условиях антиистеблишментной волны естественным выглядит выход на первое место среди факторов, влияющих на исход кампании, такого фактора, как антирейтинг кандидата, и некоторое снижение значимости качества кампании и финансового ресурса. В прошедшем сезоне мы видели целый ряд выборов, на которых выигрывали кандидаты, которые вообще кампанию не вели и не тратили значимых ресурсов. Протестному избирателю в этих случаях надо было лишь указать, кто является главным оппонентом власти. Это могут сделать ВИП-персоны (которые являются ВИП именно с точки зрения протестника – например, недопущенный до выборов кандидат или локальный лидер), или избиратель делает выбор на основе партийной принадлежности кандидата;
2. Можно заметить, что политические менеджеры Кремля вовремя заметили значимость фактора антирейтинга кандидата. В ряде случаев было принято решение об отказе от поддержки проблемных кандидатов и их замене на новые фигуры. Однако сам по себе эффект новизны еще не гарантирует хороший результат (см. комментарии к итогам Политической Премии РАСО «Гамбургский счет»). Необходимы эффективная команда, правильный выбор темы и личное коммуникативное мастерство кандидата (которое, как показывает опыт ряда кампаний, включая кампанию по выборам губернатора Забайкальского края, может быть качественно улучшено в короткие сроки при наличии у кандидата мотивации);
3. На протяжении последних лет растет значимость онлайн-инструментов по сравнению с традиционными моделями агитации, такими, как кампания «от двери к двери» и наружная реклама. Социальные сети уже практически догнали по значимости элитные договоренности. В то же время модные на Западе инструменты использования big data и микротаргетинга в России пока не заработали в полную силу. На мой взгляд, это связано с несколькими факторами. Первый – законодательные ограничения, гораздо более жесткое законодательство по работе с персональными данными, чем, например, в США. Второй – специфика партийного пространства. Микротаргетинг наиболее востребован в двухпартийной системе, когда в решающих округах разрывы между лидерами минимальны, и приходится использовать дорогостоящие инструменты для того, чтобы добрать несколько десятков или сотен дефицитных голосов. Однако в России подобные ситуации скорее исключение из правил. Третий – дефицит структурированности общественного пространства и его интересов;
4. Особо хочу отметить рывок значимости в избирательных кампаниях мессенджеров, которые по своей значимости догоняют социальные сети, эффективность которых снижают такие факторы, как цензура (хозяев сетей и административная), неудобные алгоритмы выдачи и бОльшая нагрузка с точки зрения трафика. Мессенджеры становятся инструментом влияния (веерные рассылки, тематические группы, информационные каналы) и организации (закрытые группы, управление кампаниями через боты). Вероятно, присутствие на верхней строчке используемых на выборах социальных сервисов такого мессенджера, как Telegram, связано не только с Telegram-каналами, но и с ролью этого мессенджера как средства внутриштабной коммуникации и координации полевых сотрудников;
5. Если же комментировать список наиболее популярных среди политтехнологов Telegram-каналов, то в нем на первых строчках велика доля агрегаторов – Незыгарь (агрегатор конфликтной повестки и канал «внутриэлитной переписки»), Караульный (агрегатор федеральных новостей) и «16 негритят» (агрегатор региональной повестки). Интересно высокое внимание политтехнологического сообщества к каналам по международной политике и постсоветскому пространству (каналы «Россия в глобальной политике» и «Дежурный по СНГ»). На мой взгляд, это не праздный интерес.
Многие коллеги пробуют себя на международных рынках и хотят быть в курсе общемировых тенденций и проблематики конкретных стран.
https://t.me/Politteh/489