Бывают времена, когда хороших решений нет, когда остаются только плохие.
Например – умереть, или есть мясо твоего мертвого товарища, как это случилось в 1972-м с уругвайскими спортсменами, самолет которых потерпел катастрофу в Андах.
Тем, кто в итоге спасся, никто из разумных людей не вменял тот факт, что они остались в живых, а не умерли там, в заснеженных горах.
Наверное, сотрудник российского МИД, который ведет ведомственный твиттер, мог бы чуть по-другому сформулировать пост про советско-германский договор 1939 года, а мог бы и вообще обойти эту тему.
Но та волна гнева, которую мы сейчас наблюдаем от авторов с хорошими лицами – она не про то, как именно излагают в российском внешнеполитическом ведомстве свои мысли.
Нам предъявляют другое: а как вы вообще посмели тогда выжить, кто вам дал право есть других вместо того, чтобы позволить им сожрать себя?
А теперь вместо того, чтобы непрестанно каяться, еще и с открытым лицом вспоминать те времена?
Времена, когда не было хороших решений, когда оставались только плохие.
Например – умереть, или есть мясо твоего мертвого товарища, как это случилось в 1972-м с уругвайскими спортсменами, самолет которых потерпел катастрофу в Андах.
Тем, кто в итоге спасся, никто из разумных людей не вменял тот факт, что они остались в живых, а не умерли там, в заснеженных горах.
Наверное, сотрудник российского МИД, который ведет ведомственный твиттер, мог бы чуть по-другому сформулировать пост про советско-германский договор 1939 года, а мог бы и вообще обойти эту тему.
Но та волна гнева, которую мы сейчас наблюдаем от авторов с хорошими лицами – она не про то, как именно излагают в российском внешнеполитическом ведомстве свои мысли.
Нам предъявляют другое: а как вы вообще посмели тогда выжить, кто вам дал право есть других вместо того, чтобы позволить им сожрать себя?
А теперь вместо того, чтобы непрестанно каяться, еще и с открытым лицом вспоминать те времена?
Времена, когда не было хороших решений, когда оставались только плохие.
