Комиксы это ерунда, их потребители ещё не совсем конченые.

Вот есть такая штука «кино» — там вообще текста нет, одни картинки. Для настоящих, стопроцентных дебилов.

Хрю

А вы болеете за российских бойцов?

Кукольдный театр

Люди вокруг могут и не увидеть.

Не важно будет ли это кто–то читать, но у меня сегодня ДР и три шестёрки в грустной дате наполняют раскаянием и желанием написать какую–нибудь хуйню.

Однажды я спиздил дыхательную трубку. Сын пробакланил где–то в море, красивую, новую и итальянскую, а мы вечерами ходили с женой на пляж, пили вино, валялись в шезлонгах и слушали ночные звуки прибоя. А рядом на зонтике висела чья–то не менее замечательная дыхательная трубка для плавания, кем–то вероятно оставленная.

Надо сказать, по мелочи пиздить всегда неприятно, я долго страдал, но на третью ночь решился и всё–таки умыкнул полезную вещь в дрожащем свете луны!
— Где ты скажешь её взял? — тревожно спрашивала меня жена, как–то по–новому глядя мне в глаза.
— Скажу, нашёл, — неопределённо махал я рукой, представляя себя преступником из старого французского фильма.

Но самое удивительное ждало нас в номере.
— Вы нашли мою трубку! — орал наш сын и счастье затопило его светлые мальчишеские глаза. Она и вправду оказалась нашей, и я вновь превратился в честного человека. А иногда это очень приятно.

Такая ностальгическая ботва. Будьте здоровы!

Хабиб Нурмагомедов уже не тот

Есть в Восточной Сибири такое озеро Байкал. Из него вытекает одна единственная река Ангара. Широкая, глубокая и холодная зимой и летом. Протекая через Красноярский край, она извивается как змея, бурлит на порогах и обтекает разные по величине острова. На берегах Ангары там и сям расположились большие и маленькие деревни и посёлки с непонятными названиями типа Богучаны, Кежма или даже Косой Бык.

На Ангаре аж четыре разных ГЭС с плотинами. Когда строилась не то Братская, не то Богучанская ГЭС, правительство приняло волевое решение перегородить реку окончательно и затопить все эти деревни и посёлки к хуям собачим. Жителей попросили освободить помещение, те кому было куда, повздыхали и уехали. Кое–кто остался доживать в пустых домах с покосившимися заборами. А строительство заморозили где–то на тридцать лет. Ну, это ничего, наша родина выдаёт иногда и не такие танцы. Пора бы и привыкнуть.

Деревни правда в итоге затопили, мой родной посёлочек был стёрт с контурных карт, и теперь кое–где посреди реки торчат островки, которые когда–то были крышами церквей в окрестных деревнях. Но не будем грустить, ведь ничто не остановит тяжёлую поступь времени, и нам всем всё равно придёт неизбежный пиздец. Так что нечего волноваться зря.

Мои родители попали в посёлок с оригинальным названием Таёжный в 75–ом году, когда советская власть была ещё сильна как никогда. Правда попасть туда было непросто. Первым делом нужно было прилететь в Красноярск, оттуда самолётом Ил–14 лететь до Кежмы (60 км), ну а там есть варианты. Если дело происходит летом, то можно поплыть на теплоходе "Заря" или на моторной лодке. Если ты крепок желудком и не боишься приключений, то можно сесть на особо комфортабельный АН–2, который, взлетая с грунтовой полосы, поднимает в воздух и разбрасывает огромные кучи говнища.

Зимой всё несколько сложнее. Холодный ветер и снег легко уронят любой пассажирский самолёт, а без ледокола по Ангаре особо не поплаваешь. Поэтому бульдозеры расчищали участок вдоль реки, так называемый "зимник". От Усть Илимска до Енисейского тракта. Вот по нему можно было доехать куда надо на неотапливаемой "буханке", надеясь что она не заглохнет по пути. Ездят там нечасто, а ночи зимой в Сибири морозные. Поэтому шансы дожить до утра весьма невелики.

В посёлке Таёжный была больница на 35 мест, где и работали мои родители. Кроме неё была школа, отдел рабочего снабжения и участки леспромхоза и химлесхоза, на которых разные граждане валили лес и собирали смолу. Публика попадалась интересная. Кроме местных ангарцев, потомков так называемых поморов и сосланных при царе Горохе немцев, в посёлке жили приехавшие на заработки мужики, откинувшиеся с Кежемского ИТК зеки, нелюдимые охотники и совершенно опустившиеся алкаши, которым больше некуда было податься.

С последними история была примерно такая. Чтобы набрать коллектив для отчётности, по сибирским городам ездил разговорчивый, весёлый и циничный вербовщик. Он приходил на вокзал, подходил к компании толкущихся там граждан и говорил: "Ну что, мужики, а кто хочет нормально заработать и неплохо отдохнуть на свежем воздухе? Как приедем на место, сразу получаете аванс! У нас всё честно как в аптеке". Мужики, заслышав про деньги, заметно оживлялись. Кто–то интересовался про охоту. Вербовщик заговорщическим шёпотом сообщал что соболь сам в форточку лезет, если окно забыл закрыть. А рыбалка такая, что в магазин можно не ходить вообще, а все деньги правильно вкладывать в культурный отдых.

Желающих подписать контракты везли по известному маршруту в Кежму и там честно выдавали аванс. На полученные средства завербованные быстро напивались в дрова, их грузили на транспорт и просыпались они уже на делянке в тайге. Свежий воздух, тучи мошкары и комаров, медведи и нихуя больше на сорок километров вокруг. Зимой, конечно, комаров поменьше, но бывает до минус пятидесяти.

Кто–то смирялся с положением дел и отрабатывал сезон, спокойно пропивая зарплату в последнюю неделю месяца. А кто–то уходил на так называемую времянку и не делал вообще ничего. Бригадиру они нужны были для отчётности, государство платило рупь двадцать в день. Раз в месяц в посёлок посылался гонец за водкой, куревом и концентратом горохового супа на закуску. Совершенно обленившиеся бичи даже не разбавляли его кипятком, а просто грызли. Выходить из тайги им было ни к чему. В Советском Союзе их ждала статья за тунеядство и уютное место под шконкой. При таком раскладе жизнь в тайге в общем была неплохим вариантом.

Культурный отдых в посёлке Таёжный не отличался особым разнообразием. Чаще всего классическая компания от одного до трёх человек брала пузырь чтобы раздавить его в спокойной обстановке после махания бензопилой в тайге. Как это обычно бывает, без последствий такой отдых обходился редко.

Например, угрюмый тракторист Валера Трофимов решил после работы отметить Новый год с двумя раскряжевщиками и поговорить о разном. Разговор очень быстро зашёл не туда, Валера оказался в меньшинстве и после непродолжительной борьбы получил по морде. Он молча хлопнул дверью и растворился в тихой зимней ночи. Зашёл домой, зарядил ружьё жаканом и пошёл в гараж.

Когда два весёлых лесоруба решили разойтись по домам, на главной улице их нагнал трактор и поймал в свет фонарей. Дверца кабины открылась и из неё вылез Валера с ружьём и как следует прицелился. Первый выстрел попал точно в цель и снёс первому лесорубу полголовы. Второй выстрел проделал дыру в соседском сарае. Тракторист матерился и перезаряжал. Оставшийся в живых раскрежевщик широким шагом уходил вглубь посёлка по сугробам.

Утром Валеру арестовали и увезли в райцентр. Туда же уехал раненый лесоруб, который так и умер в больнице. Оперуполномоченный Рудов с рулеткой замерял следы в сугробах и удивлялся. В некоторых местах прыжки достигали пяти метров. Тракториста посадили за убийство, хотя много не дали. В Сибири такая ситуация была обычным делом, а ссылать людей было некуда. Да и они особо никуда не рвались из родной тайги.

Бухали вообще все кому ни лень. А кому лень бухали чаще и сильнее. Начальник строй участка Власов Толя, к примеру, в овшем–то неплохо работал сначала. Хорошая должность, ответственность и прочее хуё–моё. Но решил слегка разбавить сибирскую тоску водочкой. Работать на свежем морозном воздухе да после стаканчика–другого только в радость! Потом постепенно перестал выходить из дома, потом перестал раздеваться перед сном, а когда к нему пришли с участка, то он уже и не топил печь. Полузамёрзшего и невменяемого Толю отвезли в больницу где выяснилась пикантная подробность: он уже неделю как минимум не снимал штаны даже когда хотел посрать.

Моя бедная мама как раз была на дежурстве и отмывала больного с помощью такой–то матери и санитарки, которую постоянно рвало. Толя отлёживался в больнице и разглагольствовал на тему что от водки плохо не бывает. "Некоторые бывает в штаны правда срут" — отвечал ему главврач. "Но это с каждым может получиться" — парировал Толян.

Отец мой работал зубным врачом во всей округе, а иногда замещал главврача когда тот уходил в очередной запой. Мама трудилась медсестрой и в основном зашивала раненных огнестрельным и холодным оружием работяг. С этим вопросом всё обстояло очень хорошо, неучтённых стволов на руках населения было дохуища, а лезли за ним при первой попавшейся возможности.

Как–то два работника леспромхоза культурно отдыхали у одного из них дома и разговаривали о том о сём. Как обычно, беседа плавно перетекла в спор, который также плавно перетёк в безобразную драку. Хозяин дома не стерпел такой наглости и вытащил винтовку. Бахнул выстрел, и у собеседника образовалась лишняя сквозная дырка в теле прямо над сердцем. Чудом ни один сосуд не был задет, мои отец с матерью внимательно посмотрели сквозь дыру друг на друга и вызвали служебный вертолёт. Раненный работяга галантно помог маме забраться на борт. Через две недели его выпустили из больницы, он немного погулял по городу и ограбил продовольственный магазин.

Постоянное бухалово нередко приводило к ожидаемому результату и к местным мужикам в гости заглядывала весёлая белка. Как–то раз мужики со скуки собрались на ангарский остров на рыбалку. Как говаривал Василий Шукшин, рыбалка — это та же пьянка, только в сапогах. После того как расставили сети и прочие садки, решили культурно отдохнуть. На второй день отдыха захотелось погулять по лесу и подышать свежим осенним воздухом. По дороге нашли попавшую в силок полинявшую зайчиху. Без долгих разговоров убили животное, сняли шкуру и выкинули в Ангару. Мясо пожарили и на радостях запили его водочкой.

Ночью один из рыбаков проснулся услышав как кто–то зовёт его по имени. "Миша, Миша, что ж ты мудила грешный меня раздел, мне же холодно теперь. Верни немедленно шкуру!" Михаил понял что это зайчиха зовёт его из мира мёрвыхи тут же стал расталкивать товарищей. "Мужики, подъём! Зайчихе надо шкуру вернуть срочно, а то всем пиздец!" — кричал он и бегал кругами от палатки к палатке. Охуевшие работяги ничего не поняли и решили что Михаил со скуки устроил несмешной прикол. Его успокоили и связали на всякий случай до утра.

Утром рыбалку пришлось свернуть и везти совершенно обезумевшего рыбака в больницу. Где его осмотрели и переправили в райцентр лечить белую горячку. Через какое–то время Миша вернулся, но слегка не долечился. Убиенная зайчиха ещё два года пела ему песни из репертуара Владимира Семёныча Высоцкого и Аркадия Северного. На что он в общем–то и не жаловался, хоть какое–то развлечение в тайге.

Один бывший зек, который сменил зоновский лесоповал на обычный, сам пришёл в больницу и пожаловался на то что после запоя реальность стала омываться зелёными волнами. Главврач предложил немного полежать в больнице и отдохнуть от водки. Бывший зек возмутился: "Вы чего такое говорите! Уберите волны и не парьте мне мозги!"

Ещё одним вариантом провести свободное время (кроме пьянок и убийства собутыльников) были попытки самоубийства. Граждане расставались с жизнью разнообразными методами, и не всегда успешно.

Один рабочий леспромхоза (так называемый вздымщик, который собирает смолу) решил что с него хватит. Он как следует выпил, зарядил ружьё, снял ботинок и носок с правой ноги и поставил большой палец на спусковой крючок.

Подбородком лёг на дуло ружья, вздохнул, закрыл глаза и произвёл выстрел. Как на зло, ствол повело в сторону и пуля снесла хороший кусок нижней челюсти героя. Соседи замотали голову дурака грязными тряпками и отвели в больницу. Там его просто оставили в приёмной и сообщили моему отцу что прибыл очередной раненный с огнестрелом.

Отец вышел в коридор, но там никого не было. После недолгих поисков, чудак нашёлся в палате с телевизором, он как раз смотрел увлекательный советский фильм. Увидев моего папу, раненый в ужасе раскрыл глаза, замычал и убежал. Пришлось поднимать всех ходячих больных и загонять его как волка в тайге.

Наконец–то чудака скрутили и вкололи хорошую дозу снотворного. В поселковой больнице операции проводить было некому, а в райцентр уехали только утром. Из райцентра его переправили в отделение челюстно–лицевой хирургии, откуда звонил хирург и ругался: "Вы мне кого, вашу мать, сюда прислали? Ваш больной по ночам раскручивает аппарат Рудько, вынимает штыри и пытается бежать!"

После долгого и продолжительного лечения, герою кое–как восстановили челюсть. Он вышел из больницы, и, не дождавшись последней операции, успешно повесился.