«Троцкий» для третьего
Эрнст и Цекало ослушались Володина и «героизировали революционера».
Лев Троцкий – революционер par excellence. И ровно поэтому его «героизация» отнюдь не предполагает реабилитацию или даже наделение ореолом праведника или мученика.
Строго говоря, герой – это человек, совершивший нечто невозможное. В этом смысле сериал героизировал Троцкого по полной программе, «отдав» ему и успешное осуществление Октябрьской революции, и победу в Гражданской войне.
И что самое главное, -- Троцкий возвращается с периферии советских и антисоветских мифов, где ему, в лучшем случае, отводилась роль трикстера, даже не антигероя. По сути, именно этим и ценен сериал. Претензии в отсутствии исторической достоверности или правды жизни сколь оправданны, столь и излишни. Мифу ни то, ни другое не нужно.
Разумеется, троцкистская мифология существовала и ранее. Но, скорее, как вещь (или миф) в себе. Четвертый интернационал так и не смог выбраться из тени советского проекта. Как бы ни развенчивал «отца народов» Хрущев, он не тронул антитрокцистскую начинку сталинского наследия. И в последующие годы Троцкий на своей родине оставался «хрестоматийной сволочью» как для официоза, так и для полудиссидентской шатровской ленинианы.
Парадоксальным ренессансом троцкизма стал лишь американский неоконсерватизм, появившийся в то самое время, когда в СССР заканчивалась хрущевская «оттепель».
Бывший троцкист Ирвинг Кристол оказался во главе движения, поставившего себе цель защитить буржуазные ценности от нападок со стороны контркультуры.
Казалось бы, Троцкий и его учение в данном случае были заведомо по другую сторону баррикад. Просто Кристол и единомышленники лучше знали идейные основы своего врага. Надо ли поэтому считать неоконсерватизм ренессансом троцкизма?
Но неоконы, помимо всего прочего, предложили альтернативу одновременно и либерализму демократов, и классическому консерватизму республиканцев. И этот идеологический «товар» оказался весьма востребован теми интеллектуалами и городскими «среднеклассниками», которые чувствовали себя чужими на обоих политических полюсах.
Иными словами, неоконсерватизм выступил в качестве третьей силы, указывающей те горизонты, которые две другие не видят. А не в этом ли миссия Троцкого и его мифа?
В современной России сериал «Троцкий» появился в сходной (и концептуально, и отчасти идеологически) ситуации.
«Новые красные» -- за мавзолей и Сталина.
«Новые белые», -- за «скрепы» и мироточащего Николая II.
И третьего не дано. Гражданская война продолжается. Причем, воюют не за будущее, а за прошлое.
А тут на первой кнопке въезжает бронепоезд со злым гением «гражданки».
Его люто ненавидят и «нео-красные», и «нео-белые». Есть за что. Евреи вспоминают крылатую фразу раввина Якова Мазе про «революцию, которую делают Троцкие, а расплачиваются за неё Бронштейны».
Зато советский проект приобретает в общественном сознании еще одно измерение, отличное от ленинского и сталинского. Это «третье измерение» не лучше или хуже первых двух. Но оно ценно хотя бы тем, что разрушает монополию многолетних и наскучивших дихотомий.
Примерно так же, как неоконы поступили с демократами и республиканцами.
И не важно, что отдать свой голос за Троцкого, согласятся в итоге очень немногие. Главное, что теперь у многих появляется такая возможность. «Третий путь» открыт.
Тем более, что, несмотря на все очевидные минусы Троцкого, на базе его учения так и не было построено ни одной антиутопии.