Нашла у себя собирательный образ берлинца/ки 2018: усталый свидетель иеговы на антидепрессантах в чёрных вэнсах, велолосинах и тулупе из сэкондхенда. продаёт газеты, в свободное время айтишник и асексуал. лак на ногтях обкусан. в кармане клуб мате и проездной, потому что начали чаще проверять. помнит наизусть телефон налогового бератера. мешает языки и наркотики. удалил тиндер. не дай бог одинаковые носки. бога нет, церковный налог есть. корпорациям и капитализму тоже нет, но трусы кельвин кляйн.
Ну и написала собирательный образ берлинки/ца 2020:
энергичная/ый мексиканка/ец с украинскими корнями, ушла/ел из офиса в свободное искусство рисовать углями сожжённых после рождества ёлок портреты вагин на заказ, поэтому живет на пособие и снимает в нойкельне здание старой церкви для своей студии. Волонтёрит в шелтере для беженок: учит их рисовать в своём стиле. Бегает ежедневно два километра до биоладена. Косит от налога на телевизор, поэтому никому не открывает, даже почтальону Гермеса. Не помнит никакие телефоны, потому что для доставки любых веществ есть чат в телеграме, а налоговый бератер больше не берет трубку. Вместо тиндера ходит в киткат прозапас, потому что всё скоро закроют, и что тогда делать. Бога нет, есть богиня. Не дай богиня купить чебурашечью шубу, всё есть в коробках у подъезда и в Хумане. Проездного нет, потому что проезд подорожал, в знак протеста ездит на маршрутке от той же транспортной компании. Растит чайный гриб и другие грибы, продает оптом соседскому шаману для церемоний.
Корпорациям и капитализму нет, но нижнее белье на улице подбирать как-то стремно, поэтому трусы все ещё кельвин кляйн.