myussr
Генрих Иоффе.
"Иные времена". Борьба за прошлое - контроль настоящего. 1. Прорабы и проработчики. (Продолжение, начало см.
тут):
Между тем борьба на историческом фронте все более разгоралась. В мае 1987 года, демонстрируя свой плюрализм (это словечко все больше входило в моду), «Московские новости» напечатали «Письмо четырех». Одним из «четырех» был бывший ректор Историко-архивного института Н. Мурашов, известный как «крутой» сталинист. Другим был заведовавший сектором истории Октябрьской революции нашего института П. Соболев - личность весьма колоритная… «Четверка» в идеологическом раздражении набросилась на Афанасьева, обвинив его ни много, ни мало в... троцкизме!
Но «линия Афанасьева» все более пробивала себе дорогу. Он стал своим в главной цитадели московской интеллигентской элиты - Центральном доме литераторов на ул. Воровского. Там шумно обсуждались его статьи, там он призывал вернуть «реки общественно-политических наук» в их естественное течение, громил наше «беспробудное единство». Из институтских его поддержали П. Волобуев и особенно историк гражданской войны В. Поликарпов.
Шло лето 1987 года.
«Московские новости», ставшие чуть ли не флагманом перестройки в СМИ, мощно вторглись и в историческую науку. Заведующий отделом морали и права В. Шевелев открыл рубрику «Былое». Она превратилась в широко открытое окно, куда ворвался свежий ветер истории. Сотрудничал в этой рубрике и я. Однажды произошел любопытный случай.
Звонит Шевелев, спрашивает:
«Мог бы ты написать для нас статью о “Протоколах сионских мудрецов”? У нас тут об этом никто ничего не знает».Я пошел в спецхран Ленинки. Статью напечатали с врезкой: «Мистер Коул из Канады просит нас рассказать о “Протоколах сионских мудрецов”. Отвечаем на его просьбу». Наверное, это был знак: быть мне в Канаде!
Те, кто еще помнят «зарю перестройки», в ответ на вопрос о главных ее ударных отрядах наверняка назовут «Московские новости» при Егоре Яковлеве и «Огонек» при Виталии Коротиче. Но одним из зачинателей перестройки на историческом фронте была, пожалуй, и газета «Советская Россия». Та самая «Советская Россия», которую впоследствии демократы презрительно называли «Савраской» за ее пророссийский и прокоммунистический дух. Но поначалу «Советская Россия», возглавляемая тогда В. Чикиным, включилась в перестройку, понимая ее, конечно, по-своему. Между прочим, само выражение «прорабы перестройки» вышло из «Советской России». Она занялась ликвидацией «белых пятен» в истории. Немалую роль в этом сыграл заместитель Чикина В. Иванов. Он предоставлял страницы газеты многим нетрадиционным, ранее закрытым темам, трактуя их, правда, со старых позиций. «Советская Россия» напечатала, в частности, статьи о «военспецах», власовцах, о расстреле бывшего царя и его семьи в Екатеринбурге. Эта последняя публикация получила отклик даже за границей, хотя тогда еще мало кто мог предположить, что уже совсем скоро «романовская тема» вызовет настоящий бум.
Позиция, занятая «Советской Россией», - свидетельство того, что горбачевская перестройка на первых порах находила поддержку широких партийных кругов. Но они понимали и воспринимали ее ограниченно, в рамках существовавшей политической системы. Когда же стало ясно, куда идет дело, была дана партийная команда: стоп. Иванов был ленинец, а Ленин учил, что «середины нет», что о середине «мечтают барчата, учившиеся по плохим книжкам». В просторечии это, наверное, звучит так: дашь палец - отхватят всю руку. Оглядываясь теперь на прошлое, на то, что произошло за последние пятнадцать лет, иногда думаешь: не прав ли был Ленин? Вечный «больной вопрос»: компромисс или твердость? Уступать или стоять на своем?
И все-таки не случайно Е. Лигачев выбрал «Советскую Россию», чтобы в марте 1988 года напечатать в ней нашумевший «манифест антиперестройки» Нины Андреевой, названный «Не могу поступиться принципами». Кстати, Иванов очень ярко по секрету рассказывал, как уже после публикации статьи Андреевой Чикину позвонил Горбачев и крыл его многоэтажным матом.
#интересно
Telegram
СССР
Генрих Иоффе. "Иные времена". Борьба за прошлое - контроль настоящего. 1. Прорабы и проработчики.
Провозглашенная Горбачевым гласность началась не столько с осмысления советского настоящего, сколько советской истории как таковой. Как писал «перестроечный» экономист О. Лацис, произошел «почти шизофренический сдвиг центра общественного внимания к проблемам нашего прошлого». Историки оказались в моде, причем появился даже особый их тип. Если раньше образ историка связывался с чем-то подобным летописцу Нестору, уединенно пишущему «Повесть временных лет», то теперь этот «Нестор» вышел на публику. Появились историки-трибуны. Больших «повестей» за ними не числилось; их оружием в основном было устное слово. Вряд ли ошибусь, если скажу, что тон во многом задавал Юрий Афанасьев, в прошлом - проректор Высшей комсомольской школы, а в начале перестройки, по-моему, уже заведующий отделом истории журнала «Коммунист». Немного позднее он стал одним из лидеров Межрегиональной группы Съезда народных депутатов и особенно прославился…
Генрих Иоффе.
"Иные времена". Борьба за прошлое - контроль настоящего. 2. "Дальше, дальше..." (начало см.
тут)
А в «Доме на набережной» у М. Шатрова по-прежнему собирались многие из тех, для кого горбачевская перестройка значила несравненно больше, чем хотели в «Советской России». Обсуждали готовящуюся к постановке в Вахтанговском театре пьесу «Брест» и замыслы новой пьесы, позднее названной «Дальше, дальше, дальше...», о последних годах жизни Ленина. «Брест» когда-то был блокирован Интитутом марксизма-ленинизма, но теперь спешно дорабатывался с учетом открывшихся возможностей.
В просторной и хлебосольной квартире Шатрова часто бывали О. Ефремов со своим театрально-литературным «оруженосцем» А. Смелянским, Е. Амбарцумов, его друг А. Цыпко, в то время резко перестроечный, а позднее, кажется, превратившийся в «кающегося либерала». Приходили А. Гельман, А. Ваксберг и многие другие умы и таланты. Чаще всего, Михаил Шатров конечно, бывали люди театра и особенно много звезд МХАТа. Театр переживал тяжкий кризис: столкнулись «ефремовцы» и «доронинцы». У Шатрова бывали «ефремовцы», которые рассказывали, будто «черносотенные доронинцы» распространяют слухи о Ефремове как человеке, «прилежащем к питию хмельному» и потому попавшем под влияние «шатровых, гельманов, смелянских».
Сгрудившись за большим столом в гостиной, народные и заслуженные под руководством Смелянского писали «наверх» разного рода бумаги в защиту своих позиций.
Нередко обсуждения пьес и даже писание некоторых их отрывков переносились в Переделкино. Тут бывал М. Рощин, последними словами крывший всю «советскость». Заходил А. Рыбаков, уже прославившийся «Детьми Арбата» и собиравший материалы для книги о времени московских процессов. Маленький крепыш, с хмуроватым лицом, он производил впечатление очень волевого, напористого, уверенного в себе человека. Однажды он прокомментировал статью некоего А. Горбачева из журнала «Молодая гвардия», направленную против «сверхперестроечности» «Огонька» и «Московских новостей»:
«Для “молодогвардейцев” перестройка - это угроза проникновения в Россию “Запада”, точнее - масонства, еще точнее - еврейства. А им бы хотелось перестройки на славянофильский манер». - «По вашему мнению, Анатолий Наумович, осилят они?» - спросил кто-то из присутствовавших. «Да они трусы, - сказал Рыбаков. - Надо только стукнуть кулаком по столу!» - «Кто же стукнет-то?» - обратились к нему. «Горбачев должен, а он медлит, тянет, колеблется».
«Молодая гвардия» и «Наш современник» являли собой «базы» русских националистов. Они, конечно, не были трусами. Их можно было понять: они душой болели за Россию. Рыбаков рассказывал о письмах, получаемых им от читателей «Детей Арбата». Всего этих писем было более пятисот, а отрицательных, по его словам, - только 10 %. Рыбаков был явным «перестроечным оптимистом», в отличие от А. Ваксберга из «Литературки», этого советского «разгребателя грязи». В августе 1987 года, когда Москва хоронила артиста Андрея Миронова, в Переделкино приехал мрачный Ваксберг.
«Перестройка, - сказал он, - скончалась, как Миронов. Кажется, только один Миша не понимает этого». («Мишей» был Горбачев.)
Впрочем, настроения Ваксберга менялись. В нем было нечто легкое, блестящее, французское. И актерское. Он производил впечатление человека, весьма информированного, но, увы, вынужденного не делиться даже с близкими тем, что знает. #интересно
см. дальше 🔻
