Вообще конечно, очень странно внезапно узнать, что твои «нормальные» родственники, с которыми ты много лет не общалась и с которыми даже стыдно было предпринимать попытки общения в зрелом возрасте, хотя и очень временами хотелось (ну потому что куда ты эва лезешь, ты же проблемная потеряшка по жизни на их фоне, эва) хорошо к тебе относятся и не считают тебя человеком второго сорта, что ли, которым ты сама себя считаешь, хоть в их картине мира ты живешь неправильно, как минимум. Еще то ли радостно, то ли пока еще не понятно, но точно приятно, что они появились именно тогда, когда тебе страшно, хуево и ты не очень знаешь, как быть с тем, что навалилось, и четко осознаешь, что друзья, даже самые близкие — это все же друзья, и они не заменят семью, даже если очень хочется.
Вообще после того, как меня во время Майдана нашел родной отец, и глубоко возмутился тем, что я назвала в разговоре с ним отчима, который был мне отцом, хоть и недолго, папой, потом я для отца оказалась «фашисткой» и «кто же тебя растил, ахчи, почему мне за тебя стыдно?»), я с большой опаской отношусь к появлению родственников в своей жизни, если уж совсем начистоту. Точнее, вообще их боюсь.
А тут как-то все НОРМАЛЬНО, а не как обычно у меня происходило до этого.
Ну и вообще, я долгое время с восхищением хранила все эти истории, какие-то воспоминания и фотографии, и даже когда гордо рассказывала что-то об этих людях, то все равно было немного стыдно за себя и за то, что я как бы не заслуживаю ассоциироваться с ними. Даже когда поступаю во многом с оглядкой на то, как поступил бы дед или прадед или прабабушка Ира в моей ситуации, например, мне все равно стыдно за себя, и когда кто-то говорил что-то одобрительное про меня и правозащиту к примеру, я отшучивалась и злилась, или же вообще выпадала в жуткую депрессию и не могла ничего, даже встать с кровати, ну потому что считаю что дед вот был правозащитником настоящим, (хотя и не знал этого, вероятно) когда например рисковал положением и работой, вступаясь за дискриминируемых; прадед — тоже, когда помогал людям не деля их на хороших и плохих, своих и чужих, героев и дезертиров — просто выхаживал, если человек прибивался к дому, потому что в его картине мира Бог создал всех равными и помогать надо всем, кто просит о помощи; а я ничем не рискую, когда помогаю кому-то, кто о помощи просит, и как будто просто мысленно примазываюсь к тому, что делали они (доказывать себе постоянно, что твое существование имеет какую-то пользу для мира, если что, так себе занятие, и очень выматывает). А вот потом внезапно оказывается, что тебе не должно быть стыдно за свое существование, и что тебя просто принимают, и что какая-никакая, но семья, тебе рада.
Полдня об этом думаю, и нихуя больше не могу, простите, разъебало просто.