Вообще, будь моя воля, я бы голосование по Конституционной реформе продвигал под лозунгом «Ваша последняя возможность проголосовать за Владимира Путина!»

Но во-первых, хоть и звонко, а все же слишком вызывающие звучит, не все оценят.

Во-вторых. Может и последняя. А может и крайняя.

Сиди уж, дурак, не умничай.

Путин в своих возможностях и без твоих подсказок разберётся как-нибудь, авось не запутается.

И в своих, и особенно в наших.

Берни Сандерс, слева, и глава ярославского исполкома Александр Рябков в бане, 1988-й год (дед, вперёд!)

Я не буду ждать деанона, очевидно, что взят курс на раскрытие авторов и владельцев тг-каналов. Жертвами уже стали «Кремлевский безБашенник», и «Футляр».

Канал «это Гончаров», веду я, Кирилл Гончаров.

После признания, даже на душе стало легче.

Предлагаю всем деанонить себя.

Этот канал, между прочим, тоже Кирилл Гончаров ведёт, так что любые вопросы и претензии к нему направляйте.

Дошли до антиабортных поправок… В преамбулу Конституции предложили внести положение о праве на жизнь с момента зачатия до естественной смерти. Письмо в рабочую группу по подготовке поправок направило общественное движение «За жизнь!».

Сложно всерьез комментировать подобные предложения. Довод антиабортников — «с момента зачатия формируется генетический аппарат, содержащий пространственно-временную модель человека». Вопиющая безграмотность. Соглашусь с коллегой Клишасом:

«Придумывание этого всего веселит определенную публику, порождает кучу всякой конспирологии… Конституция - это не автореферат любимой аспирантки, где нужно записать все ровно так, чтобы тебе все нравилось и было очень красиво. Это политический документ… Он в первую очередь должен отражать настроения общества и его ожидания».

Наше общество гораздо мудрее, чем авторы антиабортной поправки. Большинство россиян (70%) выступают против предложения исключить аборты из системы ОМС и считают, что женщина должна иметь право на прерывание беременности. Иначе — социальная и медицинская катастрофа, рост подпольных абортов, искалеченные тела и судьбы.

Надо закреплять в Конституции соц.гарантии, поддержку семей, матерей, детей. Надо побеждать социальное сиротство. В конце концов, если хотите меньше абортов, то надо детям в школе объяснять, что такое контрацепция, рассказывать о ВИЧ. Странно бороться за право на жизнь эмбрионов, когда мы не можем обеспечить его уже рождённым детям. Бэби-боксов нет, матери убивают своих детей. Где право на жизнь для жертв домашнего насилия? Почему борцы с абортами активно борятся с принятием соответствующих законов? Это глупость или все-таки корысть?

Подобные неадекватные предложения поправок в Конституцию, которые в последнее время часто звучат, подрывают авторитет президентской инициативы. Я надеюсь, рабочая группа по поправкам очень внимательно отнесется к отсеиванию поступающего к ним популизма и откровенного бреда.

Так же, в целях заботы о физическом здоровье российских граждан, прошу внести в Конституцию три килограмма протеина и топор.

«Сам ты это слово два раза» печально ответил портрет, и был как всегда полностью  прав.

А ведь однажды, на том свете, к каждому из нас обязательно подойдёт Александр Исаевич Солженицын и мягко спросит «Какого хуя?»

Истинная трагедия русской жизни состоит в том, что внятно ответить на этот вопрос нам будет совершенно  нечего.

Интересно, когда все-таки наши социологи перестанут путать рейтинг доверия с рейтингом одобрения.

Очень уж утомила эта грубая манипуляция.

https://t.me/postposttruth/6385

Вот вам сурков. Целых три штуки. Обратите внимание, прекрасно выглядят. Получше многих из вас.

❗️Кремль не приветствует появление икон с изображением Путина: президент такие инициативы не поддерживает – Песков

Больной раком начальник управления ФСИН выстрелил себе в голову их наградного пистолета прямо в здании суда, когда услышал приговор - три года.

Потому что, кому, как не начальнику управления ФСИН знать, что лучше выстрелить себе в голову из наградного пистолета, чем больному раком провести три года в системе отечественной ФСИН.

Напоминаю, что во всех случаях самовольной стрельбы из огнестрельного оружия, когда таковая стрельба приводит к человеческим жертвам, виноваты видеоигры и культ насилия в западном кинематографе.

«Вы заслуживаете коронавируса»

Китайцы в Великобритании всё чаще сталкиваются с расистскими оскорблениями и притеснениями из-за коронавируса. Они пожаловались Sky News, что заметили более агрессивное отношение к себе после вспышки заболевания.

Китайские студенты в интервью рассказали журналистам, что при них люди начинают кричать: «Коронавирус!», прикрывать лицо воротником и смеяться. Даже во время съёмки этого сюжета кто-то из прохожих оскорбил молодых людей.

А представительница Центра китайского сообщества в Бирмингеме поделилась злобными сообщениями, которые шлют в их адрес в Facebook. Недоброжелатели пишут, что китайцы заслуживают коронавируса, поскольку жестоко обращаются с животными

​​За  ответственный подход к развлечениям выступает обладатель семнадцати «ТЭФИ», заместитель директора Национальной Медиа Группы. ⠀

Ну телевидение если и можно назвать площадным жанром, то только потому что кроет площадями и не брезгует площадной лексикой.  А во всем остальном - похоже Вячеслав решил, что он представитель средневекового европейского театра. Ну или рокнроллер на крайний случай. А это совсем не так. Телевидение - оружие массвого поражения. Вот и все искусство.

Недоброжелатели пишут, что китайцы заслуживают коронавируса, поскольку жестоко обращаются с животными

Британцы жуткие расисты. это в общем не секрет.

Более того, именно Британия есть родина классический расологии, теории евгеники и прочих занимательных учений о приравнивании человека к крупному рогатому скоту.

Нацисты показали себя всего лишь прилежными, хотя и не слишком талантливыми учениками прославленных островных живодеров.  

Так что стилистика британских обвинений против китайцев о жестоком обращении с животными не удивляет совершенно.

Для истинного англичанина «животные» - вообще все, что шевелится, и при этом не англичанин.

Тем не менее, на месте уйгуров я бы обиделся.

https://t.me/ino_tv/1257

GUILLAUME: He relaxes and he talks, the way he does at the end of the working day in Bonn. But now there’s no Uncle Herbert, no Crown Prince Helmut, no faithful Ehmke. Only the journalists travelling with us. Only Uli. And sometimes—only me. Nobody. An upturned face like all the others.

BRANDT: I’ve been trying to remember a boy I used to know when I was growing up in Lübeck. Strange lad. Always rather solemn and serious. Not much fun in his life. Never quite enough to eat. No money. No friends. No father. Not much of a mother, for that matter. Brought up by his grandparents …

GUILLAUME: And this boy was called Herbert Frahm?

BRANDT: Herbert Frahm. The name’s as odd as everything else about him … Then one day, when he was nineteen years old, he vanished off the face of the earth. He set out from Lübeck to go to Dresden, and he never arrived. Well, this was 1933, and my celebrated predecessor with the little moustache had just taken office. People had a habit of vanishing then, in one way or another. Not a good time to be a member of a left-wing party, as Herbert Frahm was. Not a good time to be going to its annual conference. Only one bit of Herbert Frahm ever arrived in Dresden. His old student cap. But now it was perched on the head of a young man no one had ever seen or heard of before.

GUILLAUME: Willy Brandt.

BRANDT: That’s the strangest thing of all about Herbert Frahm. The fact that I was him, and he was me. What was it like, being him? I look back, and all that time has vanished behind a thick grey veil, like the old Lübeck waterfront in the fog on a winter morning. What became of him, when Willy Brandt took over his body and his student cap? Sometimes I catch a glimpse of him. Out of the window of the train. In a waiting crowd. A solemn boy, glancing up at me with a speculative look in his eye. What does he make of me? But then he turns, and goes away into some other life where I can never follow … You had a father, Herr Guillaume?

GUILLAUME: Café pianist.

BRANDT: An honourable vocation.

GUILLAUME: He was also a Nazi. And when he came back at the end of the war and found my mother with another man he jumped out of the window. It was a high window.

BRANDT: Two fatherless boys, wandering the world looking for … what are we looking for?

GUILLAUME: I don’t know, Chief. Women?

* * *

Великая все-таки вещь

Это вот для особо благородных ценителей! 😺
https://t.me/niemandswasser/34349