Она легла спать пораньше и поставила будильник задолго до, на два часа ночи, хотя можно было и на три, потому что явка в шесть утра. Обычный Будапешт, туда-обратно с двухчасовой стоянкой. А прошлый раз был обычный Сочи, и она опять встала задолго до и примчалась в аэропорт ни свет ни заря. И так уже примерно последние полгода. Она не понимает, что с ней происходит, какое-то внутреннее неспокойное состояние выталкивает её из дома и гонит на работу. Нет, она не боится опоздать, не боится что-то сделать плохо, не стремится прийти первой на бриф - она просто бежит на работу, покупает бумажный стаканчик с кофе и угрюмо попивает его под монотонные, гулкие, эти ни с чем не сравнимые аэропортово-вокзальные объявления бездушной девчули. Интересно, почему объявления читают только девчули, а не мужички? Я бы на их месте обиделась. Ну да ладно. И вот она сидит в гуще этой аэропортовой суеты, но находится как бы не в ней, а в коконе своей, простите, боли. Этот шум вокруг неё заглушает эту боль. Да, видимо так. Движение, суета, шум, кофе, побыстрее бы бриф, доки, самолет, пошли пассажиры, улыбки, шутки экипажа, рационы, томатные, проблемные, посадка, то-сё, пятое-десятое, уборка, обратно, добро пожаловать в Москву, такси, огни города, пустая квартира, виски или пиво и опять, и опять, и бесконечное опять - одинокая холодная постель. Боль становится такой невыносимой, что молчаливый стон заставляет звенеть каждый атом её тела, да что там тела - души. Может и у души есть невидимые атомы. Как невидимые слёзы, которые застывают на наших девичьих щечках... она снова заходит в почту и смотрит наряды, нормально, успокаивается, есть Нью-Йорк, Петропавловск-Камчатский и Мюнхен. Ну отлично, она начинает прокручивать в голове «майне дамен унд херен» и с улыбкой вспоминает люфтов с их гендерно-нейтральным «Дорогие гости». Начинает думать куда бы ещё сходить в NYC, хотя понимает, что опять пойдёт в тот древний, но вкусный стейк-хауз в Манхеттене. Начинает ноздрями ощущать запах безмолвных, величественных просторов Камчатки, в ушах слышится звук её соленого океана, и ноги уже идут по тому пляжу, проваливаясь в песок своих мыслей, который цепляется к её девичьим, нежным ногам. Она уже спит, одеяло скинуто на пол, легкий ветерок, рождённый неведомо где, как воришка просачивается из окна её московской квартиры и холодными устами целует её песочные ноги. Боли нет..