Какое событие стало наиболее знаковым в 2021 году? Хрен его знает, конечно, событий была масса, и все не слишком-то приятные, но… Мне почему-то кажется наиболее знаковым событием произошедшая на днях в расеюшке ликвидация «Мемориала». Она действительно знаменует переход количества в качество, так сказать: переход режима на новый качественный уровень. Тот, который и был в традиционной исторической России ВСЕГДА. Это и есть норма для данной государственности: любая критика власти есть преступление по определению, без вариантов. Причем неважно, критика нынешней власти, или прошлой, или самой идеи власти как понятия сакрального. Любая нелояльность наказуема просто по факту обнаружения оной. Так было – и так будет, пока будет существовать это государство, вылечить его от этого невозможно. Крамольникам должны быть если не отрублены головы, то уж как минимум вырваны языки – что мы сейчас и наблюдаем. В сочетании с широко развернувшейся в 2021, но возникшей еще в 2019 практикой – вычислять участников несанкционированных выходов на площадь по видеозаписям и потом приходить их арестовывать прямо на дом – это дает вполне рельефную, стереоскопическую картину очередного витка тоталитаризма, который строился в РФ последние 22 года – и вот наконец выстроен вполне…
При этом я имею в виду исключительно Межународный Мемориал, занимавшийся изучением сталинского террора и восстановлением памяти его жертв. Так называемый «правозащитный центр» «Мемориал» вызывает у меня, мягко говоря, гораздо меньше сочувствия, потому что, по моему личному опыту (заочного, правда, из-за решетки) общения с ними – правозащитниками эти люди не являются, а являются (-лись?) профанаторами правозащитной деятельности, введя еще в 2013 некие произвольные «критерии» для признания политзаключенных политзаключенными. То есть фактически они ввели сегрегацию политзэков, деление их на чистых и нечистых в зависимости от взглядов, которых эти политзэки придерживаются, и методов реализации этих взглядов. Излишне, наверное, говорить, что: 1) в старой правозащитной традиции советских времен такая сегрегация была немыслима, защищали всех политзэков, о ком удавалось узнать; 2) сам я, естественно, «критериям» этих «правозащитников» новейшей формации не соответствовал и признан ими политзэком не был, даже несмотря на многочисленные требования общественности в их адрес – признать меня таковым…
