ЧАСТЬ 2
Бангламунг: тиковые полы, брендовые унитазы и всемирный потоп
Бангламунг-полис-стейшн? — многие из нас никогда и не слышали. Ну, значит, повезло.
Некоторым не так повезло – им, например, довелось искать глазами на высокой и широкой «стене плача» знакомую фамилию или заветное имя. Эти могут рассказать о двойных решётках, строгих офицерах и таинственно и молниеносно исчезающих в пространстве бумажках в двести тайских батов.
Да. А некоторым не повезло ещё больше. Вот они-то и могут поведать о том, что там – за вторым рядом липких металлических прутьев…
Бангламунг. Это четыре камеры, две мужских, две женских, слева мальчики, справа – девочки. Первые две по худу движения для тайцев, потом для иностранных граждан. Разницы почти никакой. Мужские – это семь на семь шагов, женские в два раза меньше. В каждой – зона туалета, огороженная стенкой метра полтора, призванной создавать интимность процесса.
Мужская камера для иностранцев отличается отсутствием деревянного пола. В туалетах ведро с водой и миской, унитаз – типа дыры в полу, но известного бренда.
Полы в камерах, кроме вышеупомянутой, не абы какие, а настоящая тиковая доска. Напротив камер – вентиляторы, гоняющие воздух.
Вообще, так себе место. Двоечка из десяти. Двоечка умело поддерживается обслуживающим персоналом, в целом, не рекомендую останавливаться надолго.
Я попал с тайцами. Кроме меня в камере отдыхал камбоджиец, охотно отзывающийся на имя – семнадцатый, по номеру его футболки. Он набрасывал на себя вид сидящего за убийство на почве ревности, но оказался обычным воришкой, отсидевшим свой срок в тюрьме /…/ и привезённым для дальнейшей депортации.
Ещё были пара молодых тайцев, что называется пьяненьких, упавших с мотобайка и заботливо подобранных проезжавшим патрулём.
Завершал картину тот самый таец, что от сохи. С огромными кистями и ступнями, уж не знаю, за что его, человек с такими добрыми глазами не мог сделать ничего предосудительного. Учитывая размер его ног, мне кажется, он мог ходить по гладям рисовых полей.
Всё.
Впрочем, нет, завершал картину всё же жук, матёрый жучара, размером с приличную мышь, он особо не прятался. И я уверен, что у чуть менее физически развитых пацанов он отнимал еду прямыми угрозами физического насилия, а то и неприкрытым разбоем.
Ни еды, ни воды ни у меня, ни у жука не было, и мы, молча посмотрев друг на друга, разошлись в разные углы хаты, мне кажется, я даже слышал сплюнутую через зубы фразу «сука, менты».
Но он не знал, кого в тот вечер послал ему в моём лице его жучиный бог…
В камере пахло плохо смытым туалетом, окурками, валявшимися на полу, пол был затоптан, и вообще – антисанитария. Спать в этом было решительно невозможно, благо, были тряпки и мыло LUX.
Я вылил на пол вёдер двадцать воды, раздал тряпки юным алкоголикам, камбоджийцу, и одну оставил себе. Минут через тридцать камера пахла мылом и была чиста, аки конюшни после Геракла.