Ну, тут тащемта всё очень просто: юмор строится на подведении того, кого желают развеселить, к какому-то умозаключению о том, что произойдёт дальше, как разовьётся сюжет, а потом раскрытием неожиданной развязки. Здесь в качестве подводки в обоих случаях используются части легкоузнаваемых изображений, из которых, не успев рассмотреть изображение полностью, мозг потребителя юмора начинает строить предположения о деталях структуры изображения, которые глаз ещё не рассмотрел. В первом случае, взгляд опытного мемолога натыкается на заезженную картинку матери, которая манипулирует ребёнком для того, чтобы выбить из отца алименты, картинка эта много раз переиспользована как макрос с изменением текста, чтобы подставить туда любой другой текст, подходящий структурно под похожий сюжет. Соответственно, взгляд ленивого мемолога даже не сосредотачивается на разглядывании изображения, а сразу направляется читать текст, увидев знакомое лицо. А там "АНАПА". "Какая ещё Анапа?" думает смотрящий и начинает искать подсказки. А там на фоне пляж и море. Вот она, анапа. Никакой шутки. В этом и шутка. Ты ждал шутку, а её нет, вот так тебя автор и подловил. Отсутствие шутки и есть её панчлайн.
Во втором же случае обыгрывается в вышеприведённое — пересыщеность информацией приводит к тому, что мы уже как будто бы уже сто триллионов миллиардов таких шуток знаем и они не вызывают у нас хохота а лишь только ухмылку, потому что уже видели кучу их завязок и развязок, и типовые примеры для нас предсказуемы, эту преграду для пересыщенного потребителя может преодолеть чистый абсурд. Ты ожидаешь котоматрицу? — хуй тебе. Ты ожидаешь симулякр котоматрицы? — хуй тебе! получай абсолютный абсурд, где ты не можешь проследить историю развития этой шутки как комбинации и эволюции образов, не можешь использовать весь свой накопленный опыт просмотра картинок, потому что шутки — нет. Её настолько нет, что даже отсутствия шутки нет. Есть только абсурд.