
Это не трудно. Надо просто остановиться на минуту-другую на питерской улице, представить, как все это было, и дать себе почувствовать Блокаду. Её обжигающий холод накроет даже летом.
Те, чьи душа навсегда на улицах города, умирали, но сражались. Уходили в небытие, но не сдавали Ленинград. Теперь мы обязаны не сдать их, не сдать память о них. Чем дальше от Войны, тем меньше живых свидетелей Блокады. И мы, сорока-тридцати летние, последнее поколение, для кого война осязаема физически. И вот уже те, кто не добил Ленинград тогда. пытается сделать это сейчас. И вот начинаются опросы "стоило ли сдать город"? И вот снимают комедию о Блокаде. Пятнадцать лет назад такого невозможно было представить. Тридцать лет назад комедию о Блокаде рискнул бы снять только самоубийца. Теперь можно. Точнее теперь пробуют Ленинград на зуб. Пробуют на зуб нашу общую боль, наше героическое прошлое. Можно ли куснуть?
Нет. Нельзя. Мы тут, мы живы. И потому мы огрызаемся, и требуем снять доску убийце ленинградцев Маннергейму, и называем комедию про Блокаду пляской на костях, а любой нормальный мужчина при встрече даст в морду режиссеру. И мы идем на Бессмертный полк, идем на Пискаревское, и рассказываем детям, что такое наша память и наша великая жертва.
И они все тут, рядом с нами, на питерских улицах. Смотрят на нас. Верят, что умирали не зря.