Суд начинает слушать показания самого Навального. Навальный говорит, что не скрывает свое негативное отношение ко всем кто участвовала в кампании по принятию поправок в Конституцию, "от Эллы Памфиловой до Маргариты Симоньян".
Навальный настаивает, что его слова могут быть оскорблением, но не клеветой:
«Я знать не знал никакого Артеменко. Я сказал свое отношение. Это были оценочные суждения. Что мы здесь делаем тогда? Если не нравятся мои оценочные суждения, они могут считать что я их оскорбил, пожаловаться на меня. Но никаких сведений я о них не распространял.
Если бы я сказал: «мне известно, что пенсионер Артеменко перешел линию фронта в таком-то месте"... Вот тогда бы он сказал, что это клевета. Я людям, которые агитируют за поправки, относился плохо и буду относится плохо. Я не собираюсь скидывать свое отношение к ним, к Единой России, к российским судам, прокурорам (речь Навального цитируют "Дождь", "Медуза" и "Медиазона")
Навальный еще раз повторяет, что беспомощного пенсионера используют, чтобы чтобы защитить всех, кто продвигает поправки. "Все видят, что процесс этот — фикция, что прокурор закрывает мне рот, что ваш же прокурор выходит и говорит про оценочные суждения. А процесс идет и идет", — говорит он.