Анатолий Чубайс уже больше двух лет высказывается на тему борьбы с изменениями климата, акцентируя внимание на технологической стороне вопроса. По форме его заявления
больше похожи на приказы: срочно ввести жёсткий вариант внутреннего углеродного налога, ускорить переход от грязной энергетики к зелёным технологиям, действовать по западным лекалам, не помышляя о собственной повестке. В случае невыполнения этих предписаний, предупреждает Чубайс, Россия не сможет вписаться в уже начавшийся энергетический переход и её ждут катастрофические последствия.
Судя по заявлениям
Владимира Путина и других должностных лиц, Россия работает с климатической повесткой, но у неё есть собственный взгляд на приоритетность задач и способы их решения. Такая постановка вопроса вызывает вполне ожидаемое раздражение западных партнёров. На этом фоне поток заявлений Чубайса выглядит как обычная информационная кампания, нацеленная на подчинение энергетической политики Москвы климатической повестке Запада и, учитывая политическую роль этой повестки, на снижение внешне- и внутриполитической субъектности страны.
Если попытаться разобрать рекомендации и прогнозы Чубайса по существу, в потоке его заявлений можно выделить два крупных блока и серию высказываний по конкретным проблемам.
Первый блок – это внутренний углеводородный налог. Здесь напору Чубайса противостоят подсчёты отечественных (Российский союз промышленников и предпринимателей, Институт народнохозяйственного прогнозирования РАН) и международных (Boston Consulting Group, KPMG) экспертов, по оценкам которых годовые выплаты CBAM по экспорту будут в два-три раза меньше размера внутреннего углеродного налога на всю выпускаемую продукцию (около 1 трлн рублей). В итоге получается, что, не вводя налог, Россия теряет бюджетные поступления, а если введёт, предпринимателям придётся платить гораздо больше, чем по CBAM, сроки введения которого ещё не определены. Вопрос сложный: налог ударит по бизнесу и настроит его против власти.
Чего добивается Чубайс, непонятно (судя по контексту, наполнение российского бюджета его не интересует).
Второй блок – энергопереход. Чубайс совершенно прав: к нему нужно готовиться. Но такая работа ведётся давно: Россия в два раза сократила выбросы парниковых газов, доля самой грязной угольной генерации снизилась до 13,5 процента, что гораздо меньше, чем в США (около 21 процента) или ЕС (16 процентов).
Начавшийся энергопереход является не первым и, скорее всего, не последним в истории человечества: сначала жгли древесину и хворост, потом перешли на уголь и торф; вода, которая веками крутила лопасти мельниц, стала источником энергии ГЭС; затем в качестве топлива стал использоваться газ; в результате развития ядерных технологий появились АЭС; солнце и ветер, который тоже долго работал на помоле зерна, стали использоваться в ВИЭ. Поэтому не стоит впадать в крайности: новые виды энергии теснят, но не уничтожают старые, кое-где всё ещё жгут дрова, а уголь до сих пор даёт 40 процентов мировой электрогенерации.
То же самое можно сказать о климатической истерии, чьим прологом были страсти по озоновой дыре, которая тоже угрожала человечеству. Она долгое время расширялась, а потом загадочным образом исчезла. Главными жертвами возгонки озоновой паники стали производители аэрозолей, продажа которых была запрещена, потому что их брызги расширяли эту дыру. Точно так же может испариться и проблема климата, если она вдруг перестанет интересовать западных манипуляторов.
Затевая борьбу за сохранение климата, США и ЕС планировали превратить эту тему в главный тренд и инструмент политического процесса, построить на ней инвестиционные циклы и новое международное разделение труда. Но в какой-то момент всё пошло не так, и сегодня самоназначенный лидер климатической повестки
Джозеф Байден не может добиться принятия зелёной части инфраструктурного билля даже в подконтрольном демократам парламенте собственной страны.
