Журналист Андрей Лошак о погибшем Доренко:
Доренко был очень противоречивой фигурой, если попытаться описать его одним словом, я бы сказал «лихой». Когда он впервые появился на телеке в 90-е, помню, мой папа очень точно сказал: «А это что за ковбой?». В голове у Доренко при этом была довольно адская каша из великодержавного шовинизма и пролетарской ненависти к богатым, что парадоксально сочеталось с его долгой работой на Березовского. Он, безусловно, был циничен, но при этом никогда не был пропагандоном в духе киселева-соловьева, изолгавшимся до потери человеческого облика. Он оставался верен себе, лихому ковбою, и оттого внутренне очень свободен. Вживую я наблюдал его единственный раз на интервью с Петром Авеном для проекта про Березовского. Это было одно из лучших интервью, потому что Доренко в отличие от многих не пытался выглядеть лучше, чем он есть. Он просто куражился перед Авеном, так же, как привык куражиться в эфире. У него для этого было даже специальное слово, которым он объяснял, видимо, многие свои поступки: «показаковать». Ну вот и доказаковался.
Приведу несколько отрывков из того интервью, которые мне кажутся наиболее интересными и провокационными, есть в словах Доренко что-то, что глубоко одновременно возмущает, а с другой стороны, поражает точностью наблюдений. Ну и Доренко тут предстает во всей своей разбойничьей красе, конечно:
Доренко: Он (Березовский) считал, что массами можно манипулировать, и здесь у нас всегда была страшная ругань. Когда он меня хвалил, он мне говорил: «Ты знаешь, что ты сделал историю? Ты знаешь, что ты развернул массы».
Авен: Ты же действительно манипулятор, разве нет?
Доренко: Я манипулятор, но я, как манипулятор, вот послушай сейчас манипулятора. Что такое манипулятор? Манипулятор точно понимает, что он может сделать. А зрители в зале думают, что он волшебник. И я ему говорил: «Боря, представь, что ты клеишь бабу, потому что толпа, согласно большинству социальных психологов, женщина, толпа – женщина. Так вот, вслед за социальными психологами, мы начинаем ее клеить, ты не можешь сказать ей что либо, чего она не хочешь услышать. И у этой женщины есть два этапа, прогестероновый, когда надо сказать ей: “Родная, милая”, гладя по плечику, “Родная, милая, вот тебе мой пиджак, вот тебе моя это, вот тебе твоя шаль, я там сбегал в машину, ты всегда будешь у меня окружена заботой, ты будешь сидеть у окошка, у нас будут цветы, дети, кошки”, вот, это первое. А есть эстрогеновый этап, когда ты говоришь толпе, притом шепотом, но танцуя, танцуя, да, ты говоришь: “Я излюблю тебя до смерти, сука”, и она прижимается сильнее. Значит, надо знать, когда толпе прошептать, и прошептать надо то, что она хочет услышать. Ты не можешь толпе прошептать то, чего она не хочет услышать, внимание, невозможно манипулировать толпой, возможно только нашептывать ей то, что она сама хочет услышать. Боря считал, что я по волшебству объясняю, а я не по волшебству, я учитывал… я учитывал гормональную фазу толпы, под названием Россия, она прогестероновая, или она эстрогеновая, или у нее менструация.