Муза.
Я всегда мечтал стать великим русским писателем. Моя душа столь широка, что так и хочется положить ее на истрепанные клочки бумаги, а затем охапкой дарить толпе. Пусть топчут или восхищаются, несут благой вестью и клянут «больной графоманией». Я не слушаю мнений, ведь крепко пью под гнетом творческой послеродовой депрессии.
Но любой текст, подобно сыну Божьему, является после зачатия. Буквы складываются в слова руками музы. Всякий порок помогает разглядеть ее, парящей в море мирского безобразия. Но творит муза без доли святотатства, не позволяя прикасаться к себе грязными человечьими лапами.
Она, подобно смерти, всегда подходит сзади и нежно кладёт руки на плечи. В такие моменты я ощущаю тепло, сравнимое с тысячами огней, горящих в глазах юных девиц. Ее дыхание спокойней сонат Бетховена, а голос похож на лучшие хиты шоу «Голос.Дети». На глазах моих тут же появляются скупые слёзы, я хватаюсь руками за перо и начинаю писать, улавливая ласкающий ангельский шёпот.
Муза улетает и хочется курить, как после хорошей любви. Я лежу на кровати и не могу пошевелиться, напевая дурацкие песни. Затем бегу к зеркалу и кривляюсь, как ребёнок, ощущая собственную охуенность. Она даёт мне мужскую силу, задаёт ритм побед и ублажает после каждой удачной строчки.
Иногда муза не приходит днями. Ещё чаще - неделями. Тогда я беспробудно пью, дерусь и сквернословлю. У меня выпадают волосы, ухудшается аппетит, а любой секс превращается в утомительную пробежку. Мир уже не играет красками, утренние птицы покидают гнезда, солнце не так высоко, а шотландский становится островным.
Муза - жестокая баба. Она убивает долгим равнодушием, но тут же рождает новую жизнь с первыми шагами по квартире юного холостяка. Я люблю ее, бесконечно хочу и обещаю делиться с вами ее даром. Надеюсь, она прочтёт эти строчки. Мой адрес известен. Жду.
