Репресии и Красная армия, 2
Мольтке считал, что стремительно ускоряющийся мир — с его железными дорогами, телеграфами, двигателями внутреннего сгорания, с его радикальными изменениями в военных технологиях — ставит перед военной машиной новые вызовы.
Раньше все было понятно. Есть сражение, условный Аустерлиц. Сражение ограничено в пространстве и во времени: грубо говоря, на одном поле все действо происходит.
Командир отдает приказы старшим офицерам, те — младшим. Командир следит за ходом сражения, вовремя получает отчеты, вовремя на них реагирует.
Но если представить, что передвижение войск ускорится, артиллерия сможет бить сильно издалека, оружие в принципе станет более мощным и разрушительным, а вместо условного “поля” мы получим операцию, растянувшуюся на сотни километров? Сможет в такой ситуации командиру отдавать адекватные приказы? Успеет ли он отреагировать на изменение обстановки? Сможет ли он в принципе грамотно понять, что там, на низовом уровне, происходит? На все эти вопросы Мольтке последовательно отвечал — нет, нет и нет.
Что же делать? Мольтке предлагал своего рода военно-менеджерскую революцию: модель Auftragstaktik.
Идея простая. Максимум полномочий и ответственности отдавали “на места”: конкретному офицеру на своем участке виднее, что надо делать, и реагировать он способен адекватнее и быстрее. Бессмысленно и даже вредно сковывать инициативу офицера подробными инструкциями; бессмысленно и вредно заставлять его испрашивать разрешения на все про все у старшего звена.
В идеале, всё, что должен получить офицер от своего командира — это цель, миссия (“Auftrag”); то есть, ЧЕГО надо добиться и ЗАЧЕМ.
А вот ЧТО И КАК ДЕЛАТЬ, офицер любого уровня должен решать сам. Такое мышление описывали заковыристым термином “selbstständig denkender Gehorsam”, примерно “повиновение, основанное на самостоятельном мышлении”.
Тут хочется спросить, разве Мольтке один был такой гений на всю Европу. Мольтке, конечно, гений — но загвоздка в том, что Auftragstaktik и чрезвычайно сложна, и имеет весомые побочные эффекты.
Очевидно: для того, чтобы Auftragstaktik работала, офицеры на всех уровнях должны быть очень хорошо образованы, опытны (и за пределами своей компетенции тоже); кроме того, они должны уметь проявлять инициативу, уметь действовать самостоятельно. Научить всему этому чрезвычайно сложно. Найти тонкий баланс между повиновением и независимостью — и того сложнее.
Побочные эффекты тоже очевидны. Независимый, самостоятельно мыслящий офицерский корпус попросту политически опасен. Мало ли, что военные там себе понапридумывают и как решатся действовать; военные заговоры против Гитлера — хороший пример такой опасности, научили, называется, инициативности на свою голову.
Итак, на одной чаше весов были: затраты, сложности обучения, и строптивость будущих офицеров. На другой чаше — сомнительная эффективность в условиях будущей высокотехнологичной и изменчивой войны. Неудивительно, что нигде, кроме как в Германии, к размышлениям Мольтке не прислушались.
Потом началась Первая мировая, и выяснилось, что для такой войны Auftragstatktik подходит идеально.
Выяснилось это, конечно, не сразу, а ближе к 1918, к знаменитому весеннему немецкому наступлению. Стало ясно, что сам характер новой войны — чрезмерно усилившаяся оборона, убийственной огонь артиллерии, пулеметов и всего остального, то, что Юнгер называл “стальным штормом” — делает бессмысленными атаки крупными подразделениями.
Опытным путем все участники пришли к тому, что движение большого количества людей под таким плотным смертоносным огнем — чистое самоубийство, и шанс есть только у небольших групп.
И, как вы понимаете, человеку, который такой группой командует, приходится быть самостоятельным, и инициативным; зачастую ему приходится решать, что делать, без всякой связи с вышестоящими. Вот тут-то модель, на которую когда-то сделали ставку немцы, и выстрелила. Удивительным образом Мольтке предугадал, каким должен быть командир в современной войне.
