Йон Колфер (Eoin Colfer) — ирландский писатель. Прославился серией романов «Артемис Фаул» — детских (но на самом деле не очень детских) романов в стиле гибрида сцай-фая и городского фэнтези.

Крут тем, что напихал туда очень много присущей ирландским писателям иронии и доброго юмора, и довольно гениальных идей. Прочие произведения тоже неплохи и являются также номинально «детскими».

Сам (хоть моё мнение и не столь важно) ставлю его по произведениям примерно на одну доску с Дугласом Адамсом, собственно для меня Артемис Фаул и Автостопом по галактике — эталоны того, что я люблю читать.

Всем внимание! Премия "Ясная Поляна" проводит конкурс на лучшую рецензии на книги из списка номинации "Иностранная литература".

За лучшую рецензию ее автор получит подарок - выходные в Ясной Поляне. До конца конкурса осталось 6 дней.

Я буду участвовать и вам советую)

https://www.livelib.ru/contest/101/description

Даже не знаю, что мне хочется написать по поводу этого рассказа Рэя Бредбери. Наверное ничего.
Хотя постойте.
Прямо сейчас в нашем дворе рубят сирень, чтобы возвести на месте цветущего сада и высоченных липовых деревьев очередную многоэтажную бетонную коробку.
Пойду и скажу им, что они это заслужили.
И я тоже.
Заслужил.

Публикуем рассказ Рэя Брэдбери «Завтра конец света», героям которого ничего не остаётся, кроме как принять своё поражение перед природой и Вселенной.

ЗАВТРА КОНЕЦ СВЕТА

— Что бы ты делала, если б знала, что завтра настанет конец света?
— Что бы я делала? Ты не шутишь?
— Нет.
— Не знаю. Не думала.
Он налил себе кофе. В сторонке на ковре, при ярком зеленоватом свете ламп «молния», обе девочки что-то строили из кубиков. В гостиной по-вечернему уютно пахло только что сваренным кофе.
— Что ж, пора об этом подумать, — сказал он.
— Ты серьезно?
Он кивнул.
— Война?
Он покачал головой.
— Атомная бомба? Или водородная?
— Нет.
— Бактериологическая война?
— Да нет, ничего такого, — сказал он, помешивая ложечкой кофе. — Просто, как бы это сказать, пришло время поставить точку.
— Что-то я не пойму.
— По правде говоря, я и сам не понимаю, просто такое у меня чувство. Минутами я пугаюсь, а в другие минуты мне ничуть не страшно и совсем спокойно на душе. — Он взглянул на девочек, их золотистые волосы блестели в свете лампы. — Я тебе сперва не говорил. Это случилось четыре дня назад.
— Что?
— Мне приснился сон. Что скоро все кончится, и еще так сказал голос. Совсем незнакомый, просто голос, и он сказал, что у нас на Земле всему придет конец. Наутро я про это почти забыл, пошел на службу, а потом вдруг вижу, Стэн Уиллис средь бела дня уставился в окно. Я говорю — о чем замечтался, Стэн? А он отвечает — мне сегодня снился сон, и не успел он договорить, а я уже понял, что за сон. Я и сам мог ему рассказать, но Стэн стал рассказывать первым, а я слушал.
— Тот самый сон?
— Тот самый. Я сказал Стану, что и мне тоже это снилось. Он вроде не удивился. Даже как-то успокоился. А потом мы обошли всю контору, просто так, для интереса. Это получилось само собой. Мы не говорили — пойдем поглядим, как и что. Просто пошли и видим, кто разглядывает свой стол, кто руки, кто в окно смотрит. Кое с кем я поговорил. И Стэн тоже.
— И всем приснился тот же сон?
— Всем до единого. В точности то же самое.
— И ты веришь?
— Верю. Сроду ни в чем не был так уверен.
— И когда же это будет? Когда все кончится?
— Для нас — сегодня ночью, в каком часу не знаю, а потом и в других частях света, когда там настанет ночь — земля-то вертится. За сутки все кончится.
Они посидели немного, не притрагиваясь к кофе. Потом медленно выпили его, глядя друг на друга.
— Чем же мы это заслужили? — сказала она.
— Не в том дело, заслужили или нет, просто ничего не вышло. Я смотрю, ты и спорить не стала. Почему это?
— Наверно, есть причина.
— Та самая, что у всех наших в конторе?
Она медленно кивнула.
— Я не хотела тебе говорить. Это случилось сегодня ночью. И весь день женщины в нашем квартале об этом толковали. Им снился тот самый сон. Я думала, это просто совпадение. — Она взяла со стола вечернюю газету. — Тут ничего не сказано.
— Все и так знают. — Он выпрямился, испытующе посмотрел на жену. — Боишься?
— Нет. Я всегда думала, что будет страшно, а оказывается, не боюсь.
— А нам вечно твердят про чувство самосохранения — что же оно молчит?
— Не знаю. Когда понимаешь, что все правильно, не станешь выходить из себя. А тут все правильно. Если подумать, как мы жили, этим должно было кончиться.
— Разве мы были такие уж плохие?
— Нет, но и не очень-то хорошие. Наверно, в этом вся беда — в нас ничего особенного не было, просто мы оставались сами собой, а ведь очень многие в мире совсем озверели и творили невесть что.
В гостиной смеялись девочки.
— Мне всегда казалось

: вот придет такой час, и все с воплями выбегут на улицу.
— А по-моему, нет. Что ж вопить, когда изменить ничего нельзя.
— Знаешь, мне только и жаль расставаться с тобой и с девочками. Я никогда не любил городскую жизнь и свою работу, вообще ничего не любил, только вас троих. И ни о чем я не пожалею, разве что неплохо бы увидеть еще хоть один погожий денек, да выпить глоток холодной воды в жару, да вздремнуть. Странно, как мы можем вот так сидеть и говорить об этом?
— Так ведь все равно ничего не поделаешь.
— Да, верно. Если б можно было, мы бы что-нибудь делали. Я думаю, это первый случай в истории — сегодня каждый в точности знает, что с ним будет завтра.
— А интересно, что все станут делать сейчас, вечером, в ближайшие часы.
— Пойдут в кино, послушают радио, посмотрят телевизор, уложат детишек спать и сами лягут — все, как всегда.
— Пожалуй, этим можно гордиться — что все, как всегда.
Минуту они сидели молча, потом он налил себе еще кофе.
— Как ты думаешь, почему именно сегодня?
— Потому.
— А почему не в другой какой-нибудь день, в прошлом веке, или пятьсот лет назад, или тысячу?
— Может быть, потому, что еще никогда не бывало такого дня — девятнадцатого октября тысяча девятьсот шестьдесят девятого года, а теперь он настал, вот и все. Такое уж особенное число, потому что в этот год во всем мире все обстоит так, а не иначе, — вот потому и настал конец.
— Сегодня по обе стороны океана готовы к вылету бомбардировщики, и они никогда уже не приземлятся.
— Вот отчасти и поэтому.
— Что ж, — сказал он, вставая. — Чем будем заниматься? Вымоем посуду?
Они перемыли посуду и аккуратней обычного ее убрали. В половине девятого уложили девочек, поцеловали их на ночь, зажгли по ночнику у кроваток и вышли, оставив дверь спальни чуточку приоткрытой.
— Не знаю… — сказал муж, выходя, оглянулся и остановился с трубкой в руке.
— О чем ты?
— Закрыть дверь плотно или оставить щелку, чтоб было светлее…
— А может быть, дети знают?
— Нет, конечно, нет.
Они сидели и читали газеты, и разговаривали, и слушали музыку по радио, а потом просто сидели у камина, глядя на раскаленные уголья, и часы пробили половину одиннадцатого, потом одиннадцать, потом половину двенадцатого. И они думали обо всех людях на свете, о том, кто как проводит этот вечер — каждый по-своему.
— Что ж, — сказал он наконец. И поцеловал жену долгим поцелуем.
— Все-таки нам было хорошо друг с другом.
— Тебе хочется плакать? — спросил он.
— Пожалуй, нет.
Они прошли по всему дому и погасили свет, в спальне разделись, не зажигая огня, в прохладной темноте, и откинули одеяла.
— Как приятно, простыни такие свежие.
— Я устала.
— Мы все устали.
Они легли.
— Одну минуту, — сказала она.
Поднялась и вышла на кухню. Через минуту вернулась.
— Забыла привернуть кран, — сказала она.
Что-то в этом было очень забавное, он невольно засмеялся.
Она тоже посмеялась, — и правда, забавно! Потом они перестали смеяться и лежали рядом в прохладной постели, держась за руки щекой к щеке.
— Спокойной ночи, — сказал он еще через минуту.
— Спокойной ночи.

1951 г.

@the_brains

Сегодня открывается Beat Film Festival — ловите топ-5 от со-основателя фестиваля Алены Бочаровой (и читайте топ-5 Юры Сапрыкина в телеграме).

ЧЕЛЛЕНДЖ Режиссер и видео-художник Юрий Анкарани — это такой итальянский Мэтью Барни, избравший своим материалом реальность, но все же лежащую за пределами привычной, вроде нравов золотой молодежи Катара: леопарды на переднем сиденье и соколы в частном джете, молитва в пустыне, на которую приезжают на Харлеях. В общем, мощнейший экспириенс и аттракцион.

ОСТАВАТЬСЯ В ЖИВЫХ. РУКОВОДСТВО Мишель Уэльбек был несчастным подростком, жил с бабушкой во французском городке и находил утешение в записях Игги Попа. Игги Поп много лет спустя открыл для себя Уэльбека, прочитав в отпуске в Нормандии в доме Рона Эштона роман "Возможность острова". Голландский режиссер Эрик ван Лисхаут свел их вместе, а потом снял в своем фильме — диком, сюрреалистическом и полным других менее удачливых и психически здоровых героев.

СТОКГОЛЬМ, МОЯ ЛЮБОВЬ Марк Казинс — известный британский экспериментальный режиссер, то вступающий в диалог с портретом Эйзенштейна, то производящий на свет 900-минутный(!) фильм об истории кино. Этот фильм — импровизированная лекция об архитектуре Стокгольма от лица Нене Черри, которая играет персонажа, но на самом деле рассказывает и о себе, ведь она и правда училась на архитектора, а вымышленный отец, с которым она бесконечно ведет диалог в фильме, заставляет вспомнить об ее приемном отце — известном американском джазисте Доне Черри.

ПИСЬМА ИЗ БАГДАДА Мой абсолютный фаворит. Увлекательная этнография и политическая история, в центре которой — женщина, Гертруда Белл, которую слушали Уинстон Черчилль и первый король Ирака, в центре повествования — ее дневники, в которых, например, есть такая запись: "Я провела сегодняшнее утро очень продуктивно, проложила южную границу Ирака". Читает дневники Тильда Суинтон, есть и дневники ее современников вроде Лоуренса Аравийского, и их читают актеры в костюмах (потому что сначала фильм задумывался как художественный, но Херцог снял свою "Королеву пустыни" быстрее и режиссерам пришлось перепридумывать свое кино).

ГРАЖДАНИН ДЖЕЙН: БИТВА ЗА НЬЮ-ЙОРК Джейн Джекобс — не только автор урбанистической библии "Смерть и жизнь больших американских городов", но и активистка, сражавшаяся с девелоперами против модернизации (=реновации) центра Нью-Йорка в 1950-70-ые годы. Самая трогательная история — как она организовала митинг против того, чтобы 5-я авеню пролегала через Вашингтон-Сквер-Парк (исторический парк в нижнем Манхэттене), состоящий исключительно из матерей из колясками (и сама тоже пришла со своей дочерью) — ее главный противник Роберт Мозес окрестил этот митинг "сборищем мамаш", но Вашингтон-Сквер-Парк и сегодня стоит там же, где и раньше — свидетельствую как человек, вернувшийся из Нью-Йорка несколько недель назад!

До встречи!

http://2017.beatfilmfestival.ru/

НЕВРОТИЧЕСКИЙ КОНФЛИКТ
Ид — часть психики, которой управляют примитивные импульсы полового влечения и агрессии.
Супер-Эго — это часть психики, представляющая мораль и общественные устои… совесть.
Эго — часть психики, представляющая компромисс между либидо (импульсами Ид) и виной (ограничениями, накладываемыми Супер-Эго).
Ид в фильмах часто предстает в образе злодея.
Эго обычно олицетворяет главный герой.
Супер-Эго, как правило, воплощается в образе наставника.
Нередко злодей в фильме либо начинает, либо заканчивает свой путь в качестве узника. Тема заключения демонстрирует, как Эго подавляет или ограничивает Ид.
Наказание злодея символически связано с преодолением эдипова комплекса. Поэтому оно должно быть достаточно драматичным и отражать принцип справедливого возмездия.
Герои фильмов порой переживают кризис сознания, когда им приходится поступиться собственной выгодой, приняв нравственное решение. Развитие образа героя через кризис сознания символизирует развитие Эго и победу Супер-Эго над Ид.
Героя, переживающего кризис сознания, часто поддерживает наставник.
Трусливые персонажи нередко предстают в комическом виде. Они наглядно демонстрируют страх, который испытывают многие из нас перед лицом трудного выбора.
Антигерой — наиболее типичный герой американских фильмов. Первоначально антигерой — это персонаж, ведомый собственным Ид. Постепенно он преодолевает эгоцентризм и учится жертвовать своими интересами ради блага других.
Падший герой — трагический персонаж, который стремится исправиться, но ему не удается начать жизнь заново.
Мотивацией для многих героев, особенно супергероев, является чувство вины. Они верят, что должны искупить свой грех или какой-то недостаток, и мысль об этом не дает им покоя.


– Уильям Индик. Психология для сценаристов: Построение конфликта в сюжете

26 мая 2017 г., пятница. Поехали!

Писатель обязан быть прежде всего одержимым. Его должно лихорадить от жара и восторга. Без этого горения ему лучше заняться чем-то другим – собирать персики, рыть канавы; видит Бог, это будет полезнее для здоровья. Как давно вы сочинили рассказ, в котором ваша истинная любовь или истинная ненависть, так или иначе, вылилась на бумагу? Когда вы в последний раз отважились высвободить свое нежно любимое пристрастное мнение, чтобы оно било в страницу, как молния? Что у вас в жизни – самое лучшее, а что – самое худшее, и когда вы уже удосужитесь поведать об этом миру, шепотом или во весь голос?

– Рэй Бредбери

«Это смешно, но на то, чтобы прочитать текст больше 20 тысяч знаков, у меня не хватает сил, хотя сам я пишу огромные простыни».
— Николай Кононов, автор книг «Код Дурова», «Автор, ножницы, бумага».

Действительно, смешно.

Мастрид для сторителлеров

#сценарий #тарантино #криминальноечтиво #pulpfiction

http://telegra.ph/Kriminalnoe-chtivo-Kventina-Tarantino-chitat-scenarij-na-russkom-05-26

Уильям Фолкнер
Никого не удивишь писателями, которые творят в состоянии алкогольного опьянения. Но вот у Фолкнера была более оригинальная творческая манера: он работал исключительно с похмелья. Этому искусству его научил писатель Шервуд Андерсон, когда они познакомились в Новом Орлеане. Дело было в разгар сухого закона, и Фолкнер подрабатывал бутлегером — нелегально торговал алкоголем. Они встречались с Андерсоном после полудня, пропускали по стаканчику, потом еще и еще. Уильям почти все время слушал, а Шервуд блистал красноречием. Однажды Фолкнер зашел за другом не в обычное время, а прямо с утра и застал его в странном, почти экстатическом состоянии: тот быстро-быстро записывал что-то. "Если так живут писатели, то эта жизнь для меня!" — подумал будущий классик американской литературы и позаимствовал у Андерсона секреты мастерства.
#классика

27 мая 2017 г., суббота. Поехали!

Стоит ли прочитать интервью с редактором Павлом Фёдоровым или нет? По-моему, стоит. Есть интересные моменты, такие как отношение к фрилансерству и все такое.  Здравые мысли. И не гладко по шерстке, знаете, бывает такое ощущение иногда, читаешь и думаешь, — не верю. Тут как раз верю.

http://madcats.ru/mad-cats/pasha-and-his-procrastination/

Сегодня день рождения Александра Башлачёва (1960-1988) «Ведь совсем не важно, от чего помрешь. Ведь куда важнее, для чего родился».

Посмотрите какой #плагин нашел под Wordpress клевый (фото выше) — Book Review, для написания рецензий на книги, подтягивает обложки из GoodReads, формирует выдачу Google, делает звездочки в оценке и многое другое. Бесплатно.

http://wpreviewplugins.com/product/book-review/

Если ты не пишешь хотя бы один день, твои писательские мышцы атрофируются. И писать — это не посты в Фейсбук и блог, — это совсем совсем другое, не имеющее отношение к творчеству совсем.
Сильно болит нога и говорю себе — завтра, послезавтра, потом. Когда-нибудь. День пропуска и черви сомнений поедают меня почти целиком. Их аппетит так велик, что в считанные часы от меня остаётся огрызок, я корчусь и извиваюсь на крючке собственного слабоволия.

Об этом и короткий рассказ.
#пишу

— Все равно, пока не получается…

— Давай, давай, — подбодрил отец.

Я поморщился, запустил руку в грязную жестяную банку, пальцы нащупали холодное скользкое месиво, тогда я собрался с духом и взглянул по направлению руки: из плотного клубка червей нужно выудить одного.

Аккуратно разъединив противную массу, я, наконец, отделил червя от серой массы, — он был жирным и длинным.

— Хороший, — похвалил отец. — Цепляй.

Крепко захватив пальцами извивающееся тело червя, я поднес его одной стороной к крючку.

Холодное острие прикоснулось к коричнево-красной коже. Червь почувствовал опасность, сначала напрягся, выпучившись, потом начал бешено извиваться, вращаться, изо всех сил пытаясь спастись.

От напряжения и отвращения к моему горлу подкатил горький ком. Я готов был расплакаться, но точно знал, что тогда следующей рыбалки мне не видать.

Отец смотрел на свой поплавок, застывший в утреннем тумане темной реки. Но я знал, что на самом деле, он смотрит на меня, а не на свой поплавок. Он ждет, когда я ЭТО СДЕЛАЮ.

Я зажмурился, и с силой насадил голову червя на изогнутое острие крючка.

В абсолютной тишине его кожа порвалось, словно гнойник, и на мое лицо, в глаза, рот, брызнули коричневатые мерзкие внутренности червя. Кажется, он начал извиваться еще сильнее.

— Во-от! — сказал отец. — Так и надо, а ты боялся.

Я не боялся, я знал, что червей лучше не трогать понапрасну.

Ночью мне снилось, как я ползу глубоко под землей, прорывая головой себе путь в твердой влажной земле. Но кто-то резко хватает и насаживает меня на огромный стальной крюк.

Дальше вы все знаете.

Легко сказать, – писать. А если не пишется? Что делать? Вы заметили, что я не привлекаю сюда больше народ, не ставлю себе целью запихнуть в этот канал правдами и неправдами как можно больше людей. Значете почему? Потому что я уверен, что писательство это немного интимный процесс, личный, похожий, например, на переодевание или на личные водные процедуры различного свойства, вы конечно же, понимаете, о чем я... ведь писать, это получать удовольствие.

Вчера прочитал, что нужно записывать идеи. 10 идей в день для развития креативности.
Это хорошая мысль, но опять же: идеи в стол ничего не стоят, это мертвый багаж, не понятно, не можешь оценить, нужно ли вообще этим заниматься.

Поэтому лучший вариант – свой маленький канал в Телеграм. Телеграм хорош тем, что тут все просто, – раз,  и написал, два и опубликовал. Не надо заходить на блог, ставить теги, думать, какую картинку присобачить (это я про Wordpress, например, который тоже неплох в общем).

И дело-то пойдет.

Придумываешь маленькие истории, заводишь себе пару тройку читателей и уже вроде как не в пустоту пишешь. А с другой стороны – не страшно облажаться, мучиться из-за мыслей, что не так поймут и все такое – стандартные мысли любого писателя.

Мир набит высокомерными троллями восьмидесятого левела, прав был Стивен Кинг, любой шнобель будет норовить опустить твою писанину ниже плинтуса, и это страшновато.

Впрочем, вот пример: капитан Немо сделал пару недель такой шаг (завел свой канал) и пишет потихоньку, каждый день, маленькие маленькие истории. Пускай это будет не шедевр, не классика жанра, но я вам клянусь медным пятаком Заратустры, у него начинает получаться все лучше и лучше. Взгляните на рассказ ниже.
Я уверен, что вам тоже это по плечу.
#пишу