Но вообще в сраче Чубайс - Захарова я по-любому за Захарову. Ну и если Захарова богатая, то я китайский император. *и заплакала*
Size: a a a
2019 January 24
kashinguru
Но вообще в сраче Чубайс - Захарова я по-любому за Захарову. Ну и если Захарова богатая, то я китайский император. *и заплакала*
Я тоже за Захарову
Друзья прислали ссылку на Фейсбук уважаемого Олега Кашина, где обсуждается концовка моего поста, написанного для Telegram. Там я названа патриотической журналисткой. И в качестве объяснения, почему я так названа, Кашин пишет в комментариях – «Она в Кристинином пуле».
Я некоторое время перебирала в уме друзей, знакомых, дальних знакомых, и, увы, не всплыла ни одна Кристина. Мое правило – не ввязываться ни в одни сетевые обсуждения меня, где моим мнением не интересуются. Я знаю, что Кашин таким образом манипулирует людьми, их высказываниями, привлекает внимание к себе, ловит людей на эмоции. Однако сейчас мне самой хочется пойматься, и я совершенно без эмоций заявляю – да, я патриотичный журналист. Пророссийский патриотичный журналист. Я люблю свою страну. Я люблю людей, с которыми живу в одной стране. При этом я служу только в пуле одного человека – Марины Ахмедовой.
Патриотичность моя заключается в том, что находясь в Европе во время презентации моих книг, переведенных там, я ни разу не позволила себе обсуждать свою страну и Путина. Я ни разу не позволила иностранным журналистам оскорбить при мне Путина. Если иностранцы не уважают моего президента, соответственно, они не уважают и меня. Мне не нравится Путин. Мне не нравится его долгое пребывание у власти. Но, находясь вне России, я считаю его своим президентом. Я также убеждена: если человек себя уважает, он не позволит себе обсуждать свою страну с иностранцами. Все наши проблемы – исключительно для внутреннего пользования.
Я патриотичный журналист потому, что я ездила в Донбасс и помогала там людям. Я освещала там военный конфликт с риском для своей жизни. И мало кто знает, что в тот момент «Русский Репортер» переживал тяжелый финансовый кризис, и мы не получали даже зарплату. Я ничего не заработала на войне. Но я помогла людям. Я знаю, что Путин награждал «патриотичных» журналистов, работавших в Донбассе, дарил им квартиры. На самом деле, он награждал ручных своих журналистов. И поэтому мне ничего от него не надо. Но я помогала людям. Я, по-прежнему, им помогаю. Я считаю, что жители Донбасса имеют больше прав, чем кто-либо, стать гражданами России. И уж точно больше прав, чем, например, Олег Кашин. И поэтому я – патриотичный журналист.
Я очень даже патриотический журналист. Поэтому я критикую Путина, когда есть за что, но я могу и похвалить его – когда есть за что. И еще потому, что говорю исключительно то, что думаю. Мне никто не платит за мои слова.
А тем знакомым, кто высказался в этом посте я хочу сделать предупреждение – когда вы соприкоснетесь со мной в реальности, имейте в виду, я все запомнила. Поэтому если вы не можете сказать мне в лицо то, что пишете в комментариях, лучше вживую ко мне не подходите.
Я некоторое время перебирала в уме друзей, знакомых, дальних знакомых, и, увы, не всплыла ни одна Кристина. Мое правило – не ввязываться ни в одни сетевые обсуждения меня, где моим мнением не интересуются. Я знаю, что Кашин таким образом манипулирует людьми, их высказываниями, привлекает внимание к себе, ловит людей на эмоции. Однако сейчас мне самой хочется пойматься, и я совершенно без эмоций заявляю – да, я патриотичный журналист. Пророссийский патриотичный журналист. Я люблю свою страну. Я люблю людей, с которыми живу в одной стране. При этом я служу только в пуле одного человека – Марины Ахмедовой.
Патриотичность моя заключается в том, что находясь в Европе во время презентации моих книг, переведенных там, я ни разу не позволила себе обсуждать свою страну и Путина. Я ни разу не позволила иностранным журналистам оскорбить при мне Путина. Если иностранцы не уважают моего президента, соответственно, они не уважают и меня. Мне не нравится Путин. Мне не нравится его долгое пребывание у власти. Но, находясь вне России, я считаю его своим президентом. Я также убеждена: если человек себя уважает, он не позволит себе обсуждать свою страну с иностранцами. Все наши проблемы – исключительно для внутреннего пользования.
Я патриотичный журналист потому, что я ездила в Донбасс и помогала там людям. Я освещала там военный конфликт с риском для своей жизни. И мало кто знает, что в тот момент «Русский Репортер» переживал тяжелый финансовый кризис, и мы не получали даже зарплату. Я ничего не заработала на войне. Но я помогла людям. Я знаю, что Путин награждал «патриотичных» журналистов, работавших в Донбассе, дарил им квартиры. На самом деле, он награждал ручных своих журналистов. И поэтому мне ничего от него не надо. Но я помогала людям. Я, по-прежнему, им помогаю. Я считаю, что жители Донбасса имеют больше прав, чем кто-либо, стать гражданами России. И уж точно больше прав, чем, например, Олег Кашин. И поэтому я – патриотичный журналист.
Я очень даже патриотический журналист. Поэтому я критикую Путина, когда есть за что, но я могу и похвалить его – когда есть за что. И еще потому, что говорю исключительно то, что думаю. Мне никто не платит за мои слова.
А тем знакомым, кто высказался в этом посте я хочу сделать предупреждение – когда вы соприкоснетесь со мной в реальности, имейте в виду, я все запомнила. Поэтому если вы не можете сказать мне в лицо то, что пишете в комментариях, лучше вживую ко мне не подходите.
Сразу скажу, Агора готова защищать всякого, чьими словами оскорбятся представители власти. По новому закону, по старым законам, без разницы.
О том, каково работать на ДАУ, рассказала участница проекта Альбина Ковалёва в британском издании The Telegraph. Мы перевели фрагменты ее воспоминаний.
«Члены проекта ели советскую еду, мылись советским мылом и носили советскую одежду, вплоть до подлинного нижнего белья и носков. Кроме того, за ними наблюдали 24 часа в день скрытыми микрофонами сталинской эпохи».
«Это была странная работа. Я вставала еще до рассвета и проезжала пол-Москвы на троллейбусе, чтобы убедить незнакомцев попробоваться на роль в фильме. В какой-то момент мы провели экранные пробы каждого студента физфака МГУ. Три года спустя громадная кастинговая работа была проделана в Харькове. Те, кого отобрали, потом направлялись в Институт, их наряжали в подходящий времени костюм и давали квартиру, советский паспорт (с их настоящими именами, но адаптированной датой рождения) и советскую биографию.
Фильм стал исследованием повседневной жизни ученых и „обыкновенных людей“, ускоренным пробегом грандиозного советского социалистического эксперимента в лабораторных условиях, изучающим, как люди вели себя в вареве тоталитарной системы. И я думаю, что именно здесь могли оказаться размытыми границы между правдой и вымыслом.
Я видела значительную часть материала и интервьюировала около 60 его участников — и для меня очевидно, что угроза заключалась не только в атмосфере. Участников могли „арестовать“ местные стражи, могли обвинить в преступлениях, которые они не обязательно совершали, подвергали допросам, грубо обращались и подвергали психологическому давлению».
«Владимир Ажиппо, бывший начальник тюрьмы на востоке Украины, рассказывал мне, как в одной сцене он избил женщину, которая была заперта голой в камере. Его учили не совершать насилие в отношении женщин, но он признал, что ради проекта он пошел за пределы своих обычных границ:
„Я просто заблокировал чувства“, — сказал он мне. „Я заставил себя сделать это“.
Другие актеры были доведены до состояния паранойи из-за микрофонов, которые Хржановский поместил на съемочной площадке и в одежде участников, и чем дольше продолжались съемки моего документального фильма, тем меньше и меньше я была уверена в том, где заканчивается реальность и начинается игра».
«Я считаю, что в „Дау“ исследуются важные вопросы о человеческой природе. Как исследование того, что происходит с людьми, когда они лишены правил и условностей их обычного окружения — это мощное произведение искусства. Это также исследование как исторической национальной травмы и современной власти в путинской России — со всеми ее искажениями реальности и правды.
Но факт остается фактом — в Дау есть сцены, проблематичные с точки зрения морали. Некоторые кадры, которые я просматривала, и детали, которые я узнала из интервью, не давали мне спать. После просмотра одной сцены, в которой демонстрировались эксперименты над детьми с синдромом Дауна, у меня случился срыв, и, хотя Хржановский настаивал на том, что с детьми не случилось ничего плохого, я тем не менее почувствовала, что мною жестоко манипулировали.
Мои друзья и семья убеждали меня не возвращаться. Мой муж, военный корреспондент, знакомый с тем, что такое травма, был непреклонен, и мне пришлось уйти. Но хотя я и закончила с проектом, проект не закончил со мной».
https://www.telegraph.co.uk/films/2019/01/24/lights-cameras-madness-troubling-journey-inside-dau-disturbing/
«Члены проекта ели советскую еду, мылись советским мылом и носили советскую одежду, вплоть до подлинного нижнего белья и носков. Кроме того, за ними наблюдали 24 часа в день скрытыми микрофонами сталинской эпохи».
«Это была странная работа. Я вставала еще до рассвета и проезжала пол-Москвы на троллейбусе, чтобы убедить незнакомцев попробоваться на роль в фильме. В какой-то момент мы провели экранные пробы каждого студента физфака МГУ. Три года спустя громадная кастинговая работа была проделана в Харькове. Те, кого отобрали, потом направлялись в Институт, их наряжали в подходящий времени костюм и давали квартиру, советский паспорт (с их настоящими именами, но адаптированной датой рождения) и советскую биографию.
Фильм стал исследованием повседневной жизни ученых и „обыкновенных людей“, ускоренным пробегом грандиозного советского социалистического эксперимента в лабораторных условиях, изучающим, как люди вели себя в вареве тоталитарной системы. И я думаю, что именно здесь могли оказаться размытыми границы между правдой и вымыслом.
Я видела значительную часть материала и интервьюировала около 60 его участников — и для меня очевидно, что угроза заключалась не только в атмосфере. Участников могли „арестовать“ местные стражи, могли обвинить в преступлениях, которые они не обязательно совершали, подвергали допросам, грубо обращались и подвергали психологическому давлению».
«Владимир Ажиппо, бывший начальник тюрьмы на востоке Украины, рассказывал мне, как в одной сцене он избил женщину, которая была заперта голой в камере. Его учили не совершать насилие в отношении женщин, но он признал, что ради проекта он пошел за пределы своих обычных границ:
„Я просто заблокировал чувства“, — сказал он мне. „Я заставил себя сделать это“.
Другие актеры были доведены до состояния паранойи из-за микрофонов, которые Хржановский поместил на съемочной площадке и в одежде участников, и чем дольше продолжались съемки моего документального фильма, тем меньше и меньше я была уверена в том, где заканчивается реальность и начинается игра».
«Я считаю, что в „Дау“ исследуются важные вопросы о человеческой природе. Как исследование того, что происходит с людьми, когда они лишены правил и условностей их обычного окружения — это мощное произведение искусства. Это также исследование как исторической национальной травмы и современной власти в путинской России — со всеми ее искажениями реальности и правды.
Но факт остается фактом — в Дау есть сцены, проблематичные с точки зрения морали. Некоторые кадры, которые я просматривала, и детали, которые я узнала из интервью, не давали мне спать. После просмотра одной сцены, в которой демонстрировались эксперименты над детьми с синдромом Дауна, у меня случился срыв, и, хотя Хржановский настаивал на том, что с детьми не случилось ничего плохого, я тем не менее почувствовала, что мною жестоко манипулировали.
Мои друзья и семья убеждали меня не возвращаться. Мой муж, военный корреспондент, знакомый с тем, что такое травма, был непреклонен, и мне пришлось уйти. Но хотя я и закончила с проектом, проект не закончил со мной».
https://www.telegraph.co.uk/films/2019/01/24/lights-cameras-madness-troubling-journey-inside-dau-disturbing/
В связи с десятилетием своего твиттера опубликовал номер Яндекс кошелька.
Читатели прислали 14 рублей 88 копеек!
Читатели прислали 14 рублей 88 копеек!
а я думал, к чему это было утром
@kashinguru
@kashinguru
Меня не очень волнует судьба миллиардов долларов данных Россией Венесуэле. Гораздо больше волнуют возможные меры власти по «недопущению венесуэльского сценария в России»
Как-то с Секисовым гадали о том, как мог бы выглядеть фильм о блокадном Ленинграде, если бы его снимал Хржановский. Ну, сценарий написал бы точно наш друг Руслан Гафаров. Затем бы Хржановский потребовал бы притащить ему из Германии миллион статиститов и еще из Финляндии. Их бы он одел в форму 1940-х годов и заставил бы никого не впускать и не выпускать из современного Санкт-Петербурга. Внутри города он бы потребовал у Смольного выключать свет во всём городе по ночам - просто нету электричества. Раздали бы жителям карточки, закрыли бы рестораны и кафешки. Конечно же, сначала бы у всех жителей Питера взяли бы письменное разрешение на участие в съемке. Уверен, такой фильм бы точно обсуждали после его премьеры на телеканале «Дождь».
https://meduza.io/feature/2019/01/24/dau-eto-film-ili-serial-kak-ego-smotret-pravda-chto-na-s-emkah-bylo-nasilie
https://meduza.io/feature/2019/01/24/dau-eto-film-ili-serial-kak-ego-smotret-pravda-chto-na-s-emkah-bylo-nasilie
Путин в разговоре с Мадуро выразил поддержку законным властям Венесуэлы в условиях спровоцированного извне обострения внутриполитического кризиса — Кремль
Мадуро в разговоре с Путиным поблагодарил за принципиальную позицию Российской Федерации
