Весь день сегодня наблюдал, как многие уважаемые в Одессе люди нападают в фейсбуке на нашу Эву Ганскую за ее текст. В воскресенье вечером опубликовали
статью о местном довольно маргинальном блогере Стасе Домбровском, который порезал себе горло в суде после решения об аресте. Эва назвала это «кровавым перформансом». Закинули в соцсети и понеслось. На странице редакции была пара комментариев, которые фейсбук скрыл — у нас список нецензурных слов, которые фильтрует система, длиной до Ужгорода. Но у нее самой на странице одесситы конечно оторвались, — от активистов кампании в поддержку Сергея Стерненко до Александра Ройтбурда. Единственная претензия — не к тому, что написано в тексте, а что он вообще написан. «Его имя произносить вслух это работать на него», — пишет Ройтбурд.
Вообще, этот текст лежал на редактуре очень долго. Настолько, что его пришлось в итоге апдейтить. Эва не то чтобы боялась, но по тексту было заметно, что она не хочет подставляться Домбровскому — обычно он весьма агрессивно реагирует на статьи о себе. Но там, где у меня возникали такие ощущения, мы нещадно балансировали текст, и в итоге, кажется, получилось его выправить (то, что никто не прикопался к самому тексту — тому доказательство наверное). Не скажу, что он какой-то сверхзначимый — это просто история неприятного многим человека, который столкнулся (минимум в седьмой раз) с судебной системой, жестко отреагировал, вскрылся, и мы посчитали это интересным по многим причинам.
Кстати, Эва не предполагала какой-то агрессивной реакции на текст со стороны читателей. А в итоге — неприятный герой (а он таким в тексте и выглядит) благодарит ее за объективность и вообще ведет себя адекватнее, чем рукопожатные люди, которые фактически запрещают писать о ком-то, с кем у них конфликт.
Вообще, у нас в редакции такого критерия, как опасность эмоциональной критики при выборе тем, нет. Но каждый раз мы обсуждаем эти риски (потому что они совершенно реальны) и думаем, как их минимизировать. Например, Леша Арунян недавно написал
10 ответов о том, как запрещали, а потом разрешили обратно называть символику дивизии СС «Галичина» не нацистской. Дивизия многими воспринимается, как элемент борьбы за независимость с соответствующей агрессией ко всем, кто подчеркивает ее службу в войсках СС. Это уже второй его текст об этом, после
первого эмоций было много. В этот раз мы решили минимизировать их и сделали FAQ, где есть только фактура.
Самоцензурой я такое не считаю (но кто-то может не согласиться) — мы все равно пишем обо всем, что считаем важным и нужным, но играем с формой подачи материала.
Со статьей Эвы вышло иначе. Тут невозможно было избежать эмоций, потому что критиковали не то, как было написано, а сам факт написания.
Мне кажется, это из-за того состояния общества, которое мы привыкли называть токсичным — любое мнение найдет безоговорочную поддержку одних и агрессию других, люди готовы воевать между собой по малейшему поводу, а слушать и говорить друг с другом не готовы. Но также это еще и из-за привычки считать журналистов чем-то между наемным пиарщиком и полезным идиотом — он либо за деньги напишет все, что угодно, либо по своей идейности (это даже экономнее).
Эва ответила что-то типа: мне все равно о чьем суде писать — о Сергее Стерненко с положительными коннотациями в обществе (но далеко не у всех в той же Одессе) или о суде Домбровского — с отрицательными. И спросила коллег про самоцензуру, которая влияет на их выбор тем. Ответили ей гораздо меньше, чем слали на хуй в комментариях под статьей.