Тот, кто летал, лежит на спине
на простыне. в тишине.
Это если смотреть с земли.
Если с неба — лежит на дне.
Смотрит со дна и видит огни,
шепчет «спаси сохрани».
Тот, кто летал, понимает, что,
кажется, это за ним.
Тот, кто летал, был весел и смел,
всё раздал, что имел, взял, что посмел,
был любим и глуп,
черен от гнева, от боли бел.
Тот, кто стоял за его плечом,
просто однажды стал ни при чём,
может устал,
заболел,
забыл.
Тот, кто летал, обречен
выть
от фантомной боли в крыле,
тщетно пытаться отмыть стекло
и изрыгать только хрип и треск,
кашлять
обрывками слов.
Тот, кто летал — на остром свету.
Взмыл и набрал высоту.
На этажерке.
Чадящий хлам.
Думал, что будет ТУ.
Вот он садится на пустоту,
спрыгивает в пустоту,
курит
и гладит
чужой самолёт:
всё, остаёмся тут.
Вот он идёт,
и идёт легко,
тянется след неровной строкой,
пусто — ни мальчика, ни змеи.
Свет облака молоко.
Край.
А за ним — тишина без дна.
В бездне четыре смешных слона.
Надо же, думает,
вот те на.
Как ты?
шепчет жена.
Кажется, легче, летал во сне.
Мёрзну.
Иди ко мне
(с)Дана Сидерос
