Во второй сцене третьего действия "Как вам это понравится", Розалинда, сняв с очередного дерева очередной сонет Орландо в свою честь, в самом ставимом на нашей сцене и действительно прекрасном переводе, сделанном Вильгельмом Левиком в 1977 году, говорит:
Меня не воспевали так со времени Пифагора, когда моя душа обитала в теле ирландской крысы. Но это было так давно, что я уже всё позабыла.
В переводе Вейнберга (1867) эта фраза звучит следующим образом:
Меня не воспевали так сильно со времени Пифагора, когда я была ирландскою мышью; а ведь это было так давно, что я едва помню.
У Кетчера (1877) так:
Никогда со времён Пифагора, когда была ирландской крысой — что едва помню, — не обдавали еще меня так стихами.
У Каншина (1893):
Никогда еще не прославляли меня так в стихах со времён Пифагора, когда я была ирландскою крысой, о чём я плохо припоминаю.
И, наконец, Щепкина-Куперник в 1937 году переводит её так (в редакции 1952 года реплика оставлена без изменений):
Такими рифмами меня не заклинали со времен Пифагора, с тех пор как я была ирландской крысой, о чём я, впрочем, плохо помню.
В оригинале же Розалинда говорит вот что:
I was never so be-rhymed since Pythagoras' time, that I was an Irish rat, which I can hardly remember. — Столько обо мне не рифмовали со времён пифагорейских, когда я была ирландской крысой, о чём почти ничего не помню.
Щепкина-Куперник следует комментарию, в котором сказано, что реплика Розалинды содержит аллюзию на ирландских заклинателей крыс, которые стихами и музыкой выманивали грызунов из укрытия и потом их топили, большой привет Гамельнскому крысолову.
У Шекспира, как всегда, всё чуть сложнее.
Да, согласно представлениям елизаветинцев, восходящим к средневековью, в Ирландии стихами можно бороться с крысами — но не только. В Ирландии стихами можно почти всё. Сэр Филип Сидни, которого Шекспир, безусловно, читал, в завершение учёнейшей и прекрасной "Защиты поэзии" пишет: "Но (позорно это "но") если вы рождены столь близко к нильскому водопаду, что не слышите вселенскую музыку Поэзии, если у вас столь низменный ум, что он не способен воспарить и дать вам заглянуть в небеса Поэзии, или по своему невежеству вы вдруг станете таким момом, как Мом поэтический, тогда, хотя я не желаю вам ослиных ушей Мидаса, и не желаю вам быть доведённым строками поэта (как Бубонакс) до самоубийства и быть уморённым стихами до смерти, как, говорят, бывает в Ирландии, но, защищая поэтов, я посылаю вам такое проклятие: всю жизнь будете вы терзаться любовью и никогда не будете любовью вознаграждены, ибо не дано вам умение сочинить сонет, а когда вы умрёте, вместе с вами умрёт и память о вас, ибо не будет вам эпитафии".
Бен Джонсон в пьесе "Рифмоплёт" вторит Сидни: "Зарифмуй их до смерти, как, говорят, делают грохочущими стихами в Ирландии". Нас, однако, куда больше интересует у сэра Филипа связь ирландских рифмованных заклинаний с любовной поэзией и вечной, благодаря ей, памятью — Розалинда явно иронизирует на эту тему, она "почти ничего" не помнит о временах, когда по её поводу рифмовали в Ирландии, а теперь любовными стихами донимает весь мир Орландо.
Почему, однако, Розалинда была ирландской крысой "во времена пифагорейские"? Так метепсихоз же, прошлое воплощение. И кем же быть ей, как не крысой в кельтских краях, где, согласно Юлию Цезарю, в переселение душ верят так же, как верят в него пифагорейцы. В шестой книге "Записок о Галльской войне" читаем: "Больше всего стараются друиды укрепить убеждение в бессмертии души: душа, по их учению, переходит по смерти одного тела в другое; они думают, что эта вера устраняет страх смерти и тем возбуждает храбрость".
Храбрая кельтская крыса, зарифмованная до смерти — стихи о любви как способ остаться в памяти не только мира, но и своей, даже в другом воплощении... хорошие стихи, конечно, потому что к творениям Орландо Розалинда более чем критична:
O, yes, I heard them all, and more too; for some of them had in them more feet than the verses would bear. — О да, слышала все и даже больше, чем следует, — потому что у некоторых стихов больше стоп, чем стих может выдержать.
