Относительно парня с енотом, про которого сегодня все пишут. Есть версия, что на митинг пришел именно енот - лозунг «Вставай, кот, вставай, енот» - Дугин выдвинул еще году в шестом.
Мой друг, Иван Демидов, рассказывал мне об охоте. Точнее, только начал рассказывать: Я, честно говоря, не дал ему закончить, так как комок сгустился в горле, и какая-то внутренняя страшная сила закрыла - императивно и суверенно - возможность далее внимать повествованию. Иван как раз дошёл до того момента, когда группа омских политиков выехала на снегокатах к лесочку, выбрав целью годовалого медведя. На медведя донесли местные жители, всегда точно чующие, что к чему. Они позвонили в район и чутко доложили: медведь, годовалый, самый что ни на есть:
Когда снегокаты подъехали к поляне, медведь сидел на пне и, положив длинную вытянутую - в некотором смысле утонченную - морду на лапу, думал. Издалека казалось, что он говорит по мобильному телефону. Оправдывая охоту, Иван убеждал меня, что омичи относились к мишке как к конкуренту, то есть на равных, ревнуя к лошадям, бруснике, медведице, которая его выгнала, пеньку и мобильному телефону: "Понимаешь, настаивал Иван, они такие же как он: И уважали того, в кого стреляли:"
Я подумал вначале, мол, хорошо бы, чтобы это они, охотники, сидели на пеньке, а к ним подъехала группа медведей на снегокатах: Но потом отказался от мысли: охотников тоже стало жалко. Я представил себе, как русские национальные охотники грустно сидят на пеньке, поджав штаны и положив лицо на красную от снега ладонь, а в них целят - хладнокровно и безжалостно - новые русские медведи: И картина мне откровенно не понравилась. На людей охотиться тоже не стоит.
Мне снятся странные сны. В последнем из них я видел территорию, путь сквозь которую лежал по серой мутной реке, похожей на верховья Дона. Я плыл по ней в заповедную область. Как-то само собой стало понятно, что эта область специально предназначена для того, чтобы переместить в неё зверей из-за северного полярного круга. Но там, за северным полярным кругом было много земли, а здесь мало. И поэтому животные были скучены, они находились один опричь другого, им было тесно. Проплывая по этим местам, я видел вокруг кишащую жизнь. При этом одни животные жадно пожирали других. На каждом дециметре этого заповедного пространства сидел какой-то хищник, вонзавший челюсти в серую шкурку жертвы, располагавшейся рядом. Я ясно видел хруст лопающейся кожи, визг убиваемого, струи красной крови, коричневую жижу, выползавшую из-под трепыхающихся телец, чавканье победителей. Пространство было живым и пожирало всё вокруг. На зелёном пригорке среди других животных я заметил животных, которых нет. Подробнее всего я сумел разглядеть "вроде кабанов". У них были очень длинные морды с клыками, выступающими вдоль всей нижней челюсти и завивающимися вверх. Они были странного цвета: оранжевые с фиолетовым, на голове - синие мохнатые хохолки и что-то вроде плавников по бокам. Они смотрели на меня с пригорков, когда я проплывал мимо: Смотрели спокойно и строго: И снова - заливные луга, исполненные пожирающих друг друга живностей: "Чем ограничено это пространство?" - подумал я внезапно. "Что заставляет всех животных жаться так плотно друг к другу? Кто несёт вахту, не пуская их дальше запретной черты?"
На следующий день позвонили от Светы Сорокиной с просьбой прокомментировать отстрел собак в городе Москва. Я не сразу понял, о чём речь: то ли о псах Лотреамона, то ли об электричках, которые в простонародье зовут "собаками". Но, подумав немного, я разобрался. Это очень важная тема, она напрямую затрагивает нерв антропологической проблематики. В отношении статуса человека есть две крайние позиции. Либо человек - это животное (Дарвин, Лоренц), либо машина (Декарт, Ламетри). Если человек - зверь, значит он - брат собакам, племянник медведям, дядя енотам, отец бельчатам, свояк ежам. И отстреливать в таком случае бешеных собак все равно, что бешеных несобак, бешеных людей. О родстве феномена бойни и пенитенциарных заведений убедительно и подробно всё рассказал нам Мишель Фуко. Если человек - машина, то ему и, вправду, собаки ни к чему. Этот сюжет, кстати, мы видим в фильме "Эквилибриум", посвящённом критике фашистской сущности либерализма.
