В очень разных историях со Скрипалем и Слуцким важен один общий аспект. Какой вопрос является для общества ключевым – «что произошло» или «кому выгодно». В конце 1980-х годов тогда еще советское общество выбрало вариант «что произошло», исходя из того, что можно найти правду при наличии доброй воли. В следующее десятилетие на него обрушилось такое количество противоречивой информации, что оно отказалось от поисков правды. И пришло к заключению, что простой человек никогда не узнает, кто был прав, Сталин или Троцкий, Чубайс или Березовский. И, главное, ему это не надо, все равно он ни на что не влияет - пускай наверху разбираются. А раз на свете правды нет (или, точнее, правд много), то надо выбрать ту, которая патриотична и выгодна нашей стране.
Такой подход ярко проявился в 1999-2000 годах в связи со второй чеченской войной и гибелью подводной лодки «Курск». Тогда из всех вариантов реакций общество выбрало самый простой – солидарность со своей властью, к которой масса претензий, но она все же своя. Отметим, что это было еще в период медийного плюрализма, когда можно было легко получить альтернативную информацию, переключившись на тогдашнее НТВ. Но потребности не было. Тем более такой подход актуален сейчас, при медийном доминировании государства. И общество априори считает, что со Скрипалем «англичанка гадит», а дело Слуцкого – это проблемы начальников, пусть они и решают. Если дело Слуцкого получит дальнейшее развитие, то аргумент о том, что надо посмотреть, кому это геополитически выгодно, может быть воспринят обществом лучше, чем все доводы журналистов.
Такая идиллия в отношениях власти и общества заканчивается в том случае, если затронут конкретный личный интерес человека, если под угрозу поставлено здоровье его близких или он сам чувствует себя сильно оскорбленным. Тогда все разговоры о недоступности истины становятся неактуальными – как вчера в Волоколамске, где отравление детей привело к выходу на улицу жителей, еще в воскресенье лояльно голосовавших за президента и против коварного Запада.
Алексей Макаркин
Такой подход ярко проявился в 1999-2000 годах в связи со второй чеченской войной и гибелью подводной лодки «Курск». Тогда из всех вариантов реакций общество выбрало самый простой – солидарность со своей властью, к которой масса претензий, но она все же своя. Отметим, что это было еще в период медийного плюрализма, когда можно было легко получить альтернативную информацию, переключившись на тогдашнее НТВ. Но потребности не было. Тем более такой подход актуален сейчас, при медийном доминировании государства. И общество априори считает, что со Скрипалем «англичанка гадит», а дело Слуцкого – это проблемы начальников, пусть они и решают. Если дело Слуцкого получит дальнейшее развитие, то аргумент о том, что надо посмотреть, кому это геополитически выгодно, может быть воспринят обществом лучше, чем все доводы журналистов.
Такая идиллия в отношениях власти и общества заканчивается в том случае, если затронут конкретный личный интерес человека, если под угрозу поставлено здоровье его близких или он сам чувствует себя сильно оскорбленным. Тогда все разговоры о недоступности истины становятся неактуальными – как вчера в Волоколамске, где отравление детей привело к выходу на улицу жителей, еще в воскресенье лояльно голосовавших за президента и против коварного Запада.
Алексей Макаркин
