
Адвокат Александр Альдаев отлично разговорил этих «сотрудников» второго оперполка: они признались, что не видели, как из окна автозака на «потерпевшего» падало окно. Но им это показывали на видео в СК.
То есть понимаете: следователи зовут свидетелей, понимают, что те ничего не видели, и показывают им видео, про которое они и должны будут рассказывать в суде!
Как вам такой поворот? Или вот ещё, из судебных откровений. «Потерпевший» полицейский признался, что у него не было ни синяка, ни царапины, остался только «след на шлеме»: но даже и в этом приходится верить ему на слово.
И о самом Эдуарде: он всех этих юридических тонкостей чужд, он говорил о другом: почему он вообще оказался в автозаке, почему в тот день Москва была на военном положении? Кто дал власти на это право? И это ведь, на самом деле, главный вопрос, звучащий в этом суде наивно, но ведь в этой наивности правда. Преступники не те, кого сажают в аквариум, по словам судьи – «заградительное ограждение». Преступники – те, кто сдает, лишает свободы, перегораживает город и узурпирует власть. Нельзя за юридической борьбой нам забывать об этом.
А ещё, конечно, Катя Малышевская, которую мы совсем не зря привезли на суд к отцу из Ижевска. Я который день поражаюсь, откуда в этой девочке, живущей в без малого невыносимых условиях, столько мужества и достоинства. Не сбиться под бюрократический бубнеж судьи, сказать все, что нужно о своем отце (даже «потерпевший» в итоге попросил Эдуарду снисхождения из-за дочери), и потом ещё говорить со СМИ, вступаясь за отца.
Если и есть что-то хорошее по итогам московского дела, то это люди, разбившие миф о «глубинном народе»: видящие правду и стремящиеся к ней. И если уж мы пока не можем помочь всей стране, то помочь им мы сможем точно.