ЧУТЬ ПОМЕДЛЕННЕЕ
Несколько лет назад я прочитала прекрасную статью гарвардской преподавательницы истории искусства и архитектуры Дженнифер Робертс, где она ставила перед своими студентами непростую задачу — она просила учеников провести 3 часа непрерывно вглядываясь в одну единственную картину и фиксировать все открытия, которые происходили. Многие сопротивлялись, так как такой подход казался им мучительным и скучным. Однако в результате все, кто попробовал эту методику, были поражены. Долгое всматривание дает удивительные плоды.
Уверена, что к хайку можно также применять этот метод мучительного всматривания. Не пролистывать подряд десятки стихов в надежде, что может быть что-то вас «зацепит», а взять одно стихотворение и пытаться максимально долго его визуализировать.
По крайней мере, я решила опробовать этот метод на трехстишии поэта Сато Кадзуо, нашего современника. Он родился в 1927 году, а знаменит прежде всего тем, что принадлежит той редкой породе японских поэтов, которые не отрицают хайку, написанные на других языках. Более того, он написал книгу [俳句からHAIKUへ], название которой можно перевести как «От хайку на японском к хайку на всех языках мира».
Вот что получается на примере его трехстишия 1988 года:
Улетают птицы
Красная игольница —
У окна
鳥帰る赤い針山窓際に
тори каэру/ акай харуяма/ мадо гива ни
На первый взгляд здесь нет ничего примечательного. Но вот если взять паузу и подумать, то открываются интереснейшие вещи:
СЕЗОН
Весна. Если у нас птицы улетают в жаркие страны осенью, то в Японии все с точностью наоборот — весной птицы, отзимовав на японских островах, возвращаются на север, то есть к нам. Какие чувства может вызывать стая перелетных птиц? Грусть и печаль? Или что-то другое, более сложное? Грусть вместе с радостью? Наступление нового сезона, но и потеря чего-то заодно?
МЕСТО
Окно. Скорее всего прямоугольной формы. Возможно, здесь есть намек на традиционный свиток. Перед нами разворачивается монохромная картина: стая черных перелетных птиц на фоне светлого весеннего неба. Вполне законченный образ. Однако, как будто чего-то не хватает.
АКЦЕНТ
Красное. Игольница красного цвета, которую непонятно кто оставил у окна. Почему игольница красная, а не синяя или жёлтая?
Забавно, что игольницу можно писать двумя способами по-японски «хари яма» (гора иголок) или «хари саси» ( иголковтыкательница). Поэт выбирает первый вариант — с горой. Наверное, не просто так. Мне кажется, что гора в этом стихотворении явно присутствует.
Японские игольницы, как правило, сделаны в форме шара, и я ничего не могу с собой поделать, но мне эта красная игольница напоминает традиционную красную японскую печать, которую художники ставят на свои картины — как раз внизу. И вот поэт оказывается свидетелем, как одна бытовая деталь — эта самая забытая кем-то игольница — вдруг «припечатывает» привычный вид из окна! Да так, что перед нами больше не окно, а свиток с традиционной японской живописью.
ПЕРЕКЛИЧКА ПОЭТОВ
Это не так чтобы очень оригинальный прием. Можно вспомнить того же великого Бусона с его трехстишием про диких гусей, где как печать в небе парит луна:
一行の雁や端山に月を印す
икко:- но ган я/ хаяма-ни цуки-о/ ин-су
Стая гусей как одна строка.
Над низкими вершинами гор
Припечатана луна
Здесь тоже подразумевается свиток, ведь гуси сравниваются с каллиграфической строкой.
Но на этом образы не заканчиваются — ведь явно прослеживается, как взгляд поэта и читателя перемещается с чего-то очень большого (небо с птицами) на что-то очень маленькое и ничтожное (игольницу). Вспоминается то самое великое трехстишие Иссы про улитку и Фудзи, где лично я вижу ту же самую многоплановость:
Ползи, улитка!
Вот она —
Фудзи
蝸牛そろそろ登れ富士の山
катацумури/ соро-соро ноборэ/ фудзи-но яма
Ах, да, чуть не забыла. Гора и игольница. «Хари-яма». Почему именно это слово выбрал поэт? Вроде бы есть японская легенда, где грешники, идущие в ад, должны карабкаться по иглам, воткнутым в горы. Имел ли он и это в виду? Не знаю, но почему нет?
Получается, что это скромное стихотворение до краёв напичкано смыслами. Сплошное удовольствие вглядываться в них и вглядыв
