
Сегодня хочется писать не о «мужском» празднике, который ставит знак равенства между понятиями «мужчина» и «военный», и не доказывать давно доказанное — не было военных побед 23 февраля 1918 года. Сегодняшний день вошел в историю как годовщина депортации чеченцев и ингушей 23 февраля 1944 года, так что мысли прежде всего о насильственных переселениях…
Депортации существуют в истории человечества много веков. Откройте Библию — ассирийские правители любили перетасовывать завоеванные народы, отрывая их от родной земли, домов, воспоминаний, святилищ. Один из самых знаменитых библейских псалмов — «На реках вавилонских» — написан от лица изгнанников, евреев, насильственно переселенных в Вавилон, восклицавших: «Как нам петь песню Господню на земле чужой?»
За те тысячелетия, которые прошли после вавилонского плена, миллионы людей ели горький хлеб чужбины. Кто-то уходил в поисках лучшей жизни из деревни в ближайший, а может быть, в далекий город или пересекал океан, кто-то бежал от преследователей. Почти каждое столетие знает беженцев, покидавших родину против своей воли. Испанские евреи XV века и современные сирийцы, жители Руанды, спасавшиеся от геноцида, и немцы, сметенные с чешских или польских земель наступлением советской армии…
А еще были те, к кому пришли солдаты, кого вызвали в районный центр «праздновать день советской армии», чьи сакли, хаты, дома, квартиры открывали ударом ноги и объявляли: «В 24 часа» или «В три дня», и разрешали взять только то, что можно унести в узле, — и грузили в вагоны для скота, и как скот отправляли в неизвестном направлении, чтобы высадить там на снег в лесу и цинично предложить «устраиваться».
Павел Полян — крупнейший специалист по депортациям в Советском Союзе — обнаружил в советской истории «как минимум 110 депортационных операций», которые ученый объединил в 47 «сквозных депортационных операций или кампаний», тут же оговорившись, что это число не окончательно.
Высылали казаков и кулаков, ученых на «философском пароходе», калмыков, корейцев, крымских татар, балкарцев, «истинно-православных христиан» и «Свидетелей Иеговы», и тех, кого осознанно расчеловечивали, приклеивая ярлыки — «бандитов и бандпособников» — читай, партизан, — «кулаков» — читай, работящих крестьян, — «антисоветские элементы» — читай, кого угодно.
Жертвами только внутренних депортаций стали, по подсчету Поляна, около 6 миллионов человек. Но жертвы ведь не только они. Солдаты, запихивавшие чеченцев и ингушей в эшелоны, разве не жертвы? И те, кто позволял спокойно собраться, и те, кто грабили оставленные дома. Как они жили потом? Просыпались ночью в поту или забыли эту «мелкую историю», незаметную на фоне великой победы советского народа в войне? Все равно ведь их сознание было искорежено, а уровень бесчеловечности, и так закаливающий в нашей стране, еще повысился.
А те, кого переселили на опустошенные земли, кто занял дома высланных? Соседи по деревне, поделившие имущество исчезнувших кулаков, очень быстро заплатили страшную цену, когда на них обрушился голод 1931-32 годов, жители центральной России, оказавшиеся волей государства на Северном Кавказе или в Крыму — и до сегодняшнего дня расхлебывающие последствия тогдашних депортаций и более поздних этнических и политических конфликтов?
Жители Сибири или Средней Азии, презрительно поглядывавшие на депортированных, бросавшие им в лицо: «фашисты», — мелочь на общем фоне, только в истории даже такие мелочи не проходят бесследно, и потом отражаются на детях и внуках тех, кто когда-то не умел проявить милосердия.
Мы все — жертвы тех бесчисленных депортаций. Те, кого высылали, и те, кто высылал, и те, кто делил чужие вещички, и те, кто просто смотрел. И преодолеть эту коллективную травму можно, как и любую травму — во-первых, сохранив о ней память, а во-вторых, построив сегодняшнюю жизнь так, чтобы ничего подобного больше не произошло. Начать жить так, чтобы невозможно было какую-то группу людей взять и отправить умирать на окраину империи.