Конрад Лоренц, «Кольцо царя Соломона»

Конрад Лоренц - известный зоопсихолог и один из основоположников науки о поведении животных - этологии. За свое исследование социального поведения животных он получил Нобелевскую премию.

Интерес к животным Лоренцу передался по наследству — его дед не выходил на прогулку без своей ручной гиены, а сам Лоренц с детства ухаживал за животными в зоопарке. Когда же он вырос, то не ограничил себя содержанием двух-трех необычных питомцев. В своем фамильном имении он открыл настоящий зоопарк. О том как это было и зачем, Лоренц и пишет в этой книге.

Автор считал, что понять внутренний мир и мотивы поведения животных можно только в свободных условиях, не ограниченных лабораториями и клетками. Только свободное животное может показать всю сложность своей психики. Поэтому для своих «постояльцев» Лоуренц постарался создать самые комфортные условия в фамильном имении. Животным можно было все. И они нескромно пользовались гостеприимством хозяина, устанавливая в доме свои порядки и законы. А когда у Лоуренса родился ребенок, тот соорудил для него... клетку! Подсчитав количество животных и сравнив его с количеством своих детей, автор понял что эффективнее будет построить большую клетку в саду, в которой и прогуливать малыша, уберегая его от воронов, какаду, капуцинов и лемуров. «Кто осмелился бы просить у своей супруги разрешения держать в доме ручную крысу, которая свободно бегала по всем комнатам, а гнездо устраивала в самых неожиданных местах, используя в качестве строительного материала маленькие круглые кусочки материи, аккуратно вырезанные зубами из мебельной обивки? Какая другая жена смирилась бы с выходками попугая какаду, который откусывал все пуговицы с выстиранных и вывешенных в саду для просушки вещей, или разрешила бы прирученным серым гусям проводить ночь в спальне, а утром вылетать в сад через окно?» К чести ее, жена на все это соглашалась.

Автор размышляет над соотношениями между инстинктивными, врожденными моделями поведения и теми реакциями, которые приобретаются животным в течении жизненного опыта. Также его волнует то как животные общаются друг с другом, есть ли в их отношениях место личным привязанностям и симпатиям. Интересовало Лоренца и сходство между языками и формами поведения животных и людей. Так, ученый наблюдал за тем,  как бойцовские рыбки укладывают малышей спать - самец в рот берет малька и несет к норке, тем временем во рту у него находится червяк, которого он не дожевал. Таким образом рыба держит во рту сразу две вещи, одну из которых она должна съесть, а другую отнести в гнездо. И рыба никогда не ошибается в порядке действий. Она думает, ведет себя так, как не всегда бы повел человек.

Но большую часть книги автор посвящает своим отношениям с животными: «Животные, которые свободно могли бы убежать, но, тем не менее, остаются со мной, доставляют неописуемую радость: ведь я могу верить, что их заставляет остаться привязанность ко мне». У Лоуренца был попугай какаду, который  каждое утро начинал с поисков хозяина. Буквально как собака он не успокаивался пока не находил Лоренца, на пути к цели он успевал оторвать у отца пуговицы со штанов и полакомиться за чаепитием с мамой автора. Кстати, попугаи - единственные среди птиц, кто способен впадать в состояние смертельной скуки в клетках. Но в доме Лоренца им это не грозило. На заметку богатым людям и их содержанкам, которые так любят заводить дома экзотических животных: «Попытка держать в комнате чересчур нежных животных может быть оправдана лишь своей научной ценностью, если же ваше желание не более чем каприз, то оно становится сомнительным с этической точки зрения». Однако это, увы, не останавливает представителей «элиты», которым самим бы впору быть обьектами научного наблюдения, например антропологии. Поэтому автор предупреждает: «существа, выращенные в домашних условиях в одиночку, имеют склонность рассматривать людей, и только их в качестве обьекта половой любви». Этому в своем доме Лоренц нашел множество подтверждений — его галка Джок сначала сильно любил хозяина, а потом влюбился в служанку, служанка вышла замуж и уехала - Джок полетел за ней. Однако если есть альтернатива, то обьектом  может стать не только человек - так, утка влюбилась в петуха, а павлин в гигантскую черепаху.

Приятно читать эту книгу только о животных, не отвлекаясь на параллели между животным миром и миром людей. Однако автор не смог удержаться чтобы не прокомментировать сходство. Ведь их социальные отношения работают почти по тем же правилам что и у нас - галка-муж бросает жену-галку и сваливает с галкой любовницей или лебедь отгоняет свою поклонницу от гнезда, где его жена высиживает яйца, но вечером он тайком встречается и зажимает воздыхательницу - знакомые сюжеты, порой кажется, что они это у нас подсмотрели. Однако есть и различия - побежденный волк склоняет шею, подставляя ее сопернику для укуса, но волчье благородство не позволяет убить соперника, который просит пощады. В мире людей, к сожалению, нет встроенных законов благородства. «Лишь у одного вида живых существ из всех, обитающих на Земле, оружие не является частью его организма, и следовательно, инстинкт не налагает ограничений на его применение, это существо - человек».

Про Прокудина-Горского, фотографа, благодаря которому до нас дошли цветные фотохроники российской империи, я уже писала, а здесь вы можете посмотреть, как спустя сто лет группа энтузиастов проехалась по тем же местам и пересняла его кадры. Спойлер - за сто лет в России визуально мало что изменилось. http://www.rferl.org/media/photogallery/russian-empire-photos-recreated-100-years-later/27743304.html

Кстати, вспомнила и решила поделиться отличным обзором истории возрождения книжных экслибрисов в 60-е годы в СССР. Даже если вы не знаете, что такое экслибрис (владельческий знак, которым помечали книги из собственной библиотеки), почитайте, там прекрасные истории и не менее прекрасные картинки, включая экслибрис Юрия Гагарина. Обзор в четырех частях, по ссылке - первая, остальные три в конце. http://suzhdenia.ruspole.info/node/6638

Ростислав Мурзагулов, «Бабай всея Руси»

«Политических» романов в современной российской литературе мало — или сорокинские антиутопии, или всевозможные «попаданцы», изредка перемежающиеся журналистскими опусами вроде «Всей кремлевской рати» Зыгаря. На этом фоне «Бабай всея Руси», написанный практикующим политтехнологом, может служить не только неплохим введением в кухню региональных политических интриг в России, но и просто хорошим зачином жанра производственного романа на наших почвах, где в главной роли выступают люди, которых привычно видеть только на страницах газет.
Полумемуары, полупублицистика, полувыдумка, книга основана на реальных событиях, а фамилии героев, хоть и не названы, легко угадываются, тем более, что со многими я была знакома лично. Но если у вас нет поводов для подобного хвастовства, не спешите пролистывать рекомендацию — в жизни Башкирии, первым президентом которой был Муртаза Рахимов, которого автор и назвал «Бабаем», легко угадывается жизнь любого другого региона России, где встречается и самодурство, и борьба с федеральной экспансией, и междоусобица, и воровство, и развеселый акционизм с ослами, и даже классический исторический сюжет конфликта поколений, борьбы сына с отцом. Да, власть редко улучшает людей, и дорвавшись до нее мало кому удается избежать самолюбования на камеру, да, воруют у нас самозабвенно и на всех уровнях, да,  чиновник-начальник редко бывает умнее своих подчиненных, однако книга не оставляет того гнетущего впечатления, которого можно было бы ожидать. Не в последнюю очередь, из-за отличного чувства юмора автора.  
«...В конце концов, все-таки удалось его уговорить на интервью «Труду», где было меньше, чем у других готовых на интервью федеральных газет предвыборной остроты и размещалова, а руководил которым тогда, к тому же, похожий на Бабая возрастом и менталитетом главный редактор Потапов. В его вопросах, естественно, тоже были и «провокационные», но вместе с журналистом «Труда», который их готовил, мы преобразовывали первоначальное:
«А не вы ли с сыном стырили республиканский ТЭК?»
В гладкую для Бабая формулировку типа:
«Предприятия республиканского ТЭКа — краеуголный камень экономики республики, основа ее выдающихся социально-экономических показателей, согласно которым республика входит по основным параметрам в число лидирующих регионов страны. Каковы на данном этапе особенности организационно-правовой формы функционирования энергетики республики и что, на ваш взгляд, было бы лучшим ответом отдельным политиканам, огульно критикующим данные особенности?»

Навсегда расстаёмся с тобой, дружок.
Нарисуй на бумаге простой кружок.
Это буду я: ничего внутри.
Посмотри на него — и потом сотри.

Сегодня 76 годовщина со дня рождения Иосифа Бродского.

Две части альманаха «Муромцево. Между минувшим и грядущим» — это сборники статей об истории и архитектуре фамильного имения графа Владимира Храповицкого. Архитектурно-парковый ансамбль усадьбы, вместе с удивительным, стилизованным под западно-европейский замок господским домом — один из самых ярких виденных мной мемориалов коммунизму и октябрьской революции, благодаря которым от процветавшего  имения остались лишь романтические руины.

Имение Храповицкого находится рядом с городком Судогда, недалеко от моего родного Мурома, и каждое лето мы ездили на эти развалины. Однако в этом году мы обнаружили замок обнесенным уродливым забором с табличкой «Проход с экскурсией — 150 рублей». Деньги, мол, пойдут на восстановление. Впрочем, туристам придется ходить на эти экскурсии ближайшие лет 200, так как усадьба почти полностью уничтожена заботливыми большевиками. Отреставрирована пока лишь лодочная станция на территории имения — в ней устроен небольшой музей, где я и купила эти альбомы.

По-соседски, меня всегда интересовала судьба замка Храповицкого, и, в отличие от интернет-баек, в книжках подробно описана история и усадьбы, и ее хозяев — судьба очень печальная.

Успешный промышленник Владимир Храповицкий принял революцию, но потом, как полагается, что-то пошло не так. В начале века в усадьбе имелся телеграф, водопровод, электрическое освещение, говорят, работала школа музыки, церковь, театр, кирпичный, канифольный и стекольный заводы, а также полный цикл лесоводческого хозяйства, начиная с питомника для лесных насаждений и заканчивая предприятиями по обработке и продажи древесины. Для торговых целей в имении была построена железная дорога из Муромцева до Санкт-Петербурга.

После революции все это быстренько национализировали, читай — разграбили. Всех высших служащих и специалистов арестовали, доверив производство малообразованным солдатам и крестьянам. Дело в этом успешном, налаженном хозяйстве благополучно развалилось — устроителям советской власти многое из начинаний Храповицкого оказалось не под силу. Сперва это прекрасное место стало совхозом, потом госпиталем, лесным техникумом, птицефабрикой (это был удар поддых), а потом издеваться отдали тракторному заводу, который даже обязался восстановить имение, но что-то не вышло.

Слабая надежда появилась, когда в 98 г. приехали американцы — хотели купить и восстановить. Но русский народ гордый — пусть лучше сгниет, зато врагу не достанется. Правда, недавно имение все-таки передали Владимиро-Суздальскому музею, который планирует открыть там филиал. Авторы сборников оптимистично надеются, что параллельно удастся решить и вопрос с трудовой занятостью местного населения, хотя те и так уже изрядно потрудились, много лет растаскивая остатки замка на сувениры и стройматериалы. В любом случае, в восстановление построек верится слабо - после нескольких пожаров от дома последнего предводителя владимирского дворянства остались только внешние стены а внутри один камин в два моих роста.

Составители альманахов проделали огромную работу. Судьба имения и его хозяев расследовалась по приходно-расходным ведомостям, сметам, письмам, садовым каталогам. Удалось восстановить информацию об убранстве внутренних помещений, интерьере, коллекциях предметов искусства - у Храповицкого были целые комнаты, посвященные оружию, рыцарским доспехам, живописи, гобеленам. После национализации все эти сокровища начали выдавать в свежесозданные советские учреждения — от столовых до сельских клубов. Предметы раздавались произвольно, без учета, а ошалевшие от халявы коммунисты еще и воровали награбленное друг у друга.

Сборники читаются как историческая драма — от взлета до эмиграции и смерти в нищете. Но заключительный акт этой драмы все еще длится, замок стоит в руинах, до сих пор интересуя только нескольких краеведов и случайных туристов, ищущих место для пикника.

Кстати, если вы — в числе тех самых краеведов или особенно интересуетесь историей, напишите в личку, поделюсь припасенными экземплярами сборника, пока не дойдут руки их оцифровать — тираж маленький и найти в продаже, думаю, будет сложно. Напоследок — несколько фото замка и меня на его развалинах.

Норберт Элиас, «Придворное общество»

«Придворное общество» изначально было диссертацией, которую еврей по национальности Элиас не смог защитить в Германии в 1933 году. Позже Элиас сменит гражданство, станет англичанином и известным социологом, а диссертация превратится в книгу о культурных закономерностях развития общества в условиях французского абсолютизма 17 века, которую и сегодня можно читать как хороший учебник по формированию элит в централизованном сообществе.

Централизация государственного контроля началась во Франции со стягивания знати ко двору. Построив Версаль, Людовик 14 велел перебраться «поближе к монарху» и дворянам. Дворяне упирались, но выбора не было — к тому времени, в связи с появлением шустрых и предприимчивых буржуа, аристократы утратили свои социальные функции, кроме одной — служения королю.

Элиас много места отводит описанию взаимоотношений властителя и придворных. Королевский двор был единой системой господства. Невозможно было отнять ни одного знака превосходства короля, не нанеся при этом вреда всему государству. Придворный церемониал основывался на символах социальной дистанции — престиже, чести, достоинстве, знатности. Для знати дистанция была  самоцелью. Дистанцировались не только друг от друга, но и от самих себя, сформировав целый культ самоконтроля: тонкая нюансировка улыбки, градация хороших манер, вся сложная чеканка поведения в соответствии с рангом и статусом партнера, которые становились в итоге, как пишет автор, интегральной особенностью структуры личности. Чтобы оставаться правителем, надо было владеть тонким искусством манипуляции и развитым социальным интеллектом. Наследник Людовика 14, Людовик 16, как известно, был обделен этими (да и многими другими) качествами, за что поплатился головой.

Бремя церемониала вскоре стало непосильным, подтолкнув знать к символической оппозиции придворной рафинированности и полновластию короля. Мария-Антуанетта переоделась в молочницу и поскакала по лугам. Так началась мода на сельскую романтику. Но жить, как пастушки и бегать по травке, сохраняя свои привилегии, возможно только в пасторальной утопии. Нарушив церемониал, дворяне запустили хаос и обесценили личность короля,  что в конечном итоге и привело к краху абсолютизма. Верхушке оказалось не по силам перекраивать себя, в то время как народ и жизнь страны в целом оставались вне поля их зрения.

В качестве живописных иллюстраций книги Элиаса, можете сделать следующее:
1) Прочитать биографию Марии Антуанетты Цвейга
3) Посмотреть фильм Софии Копполы «Мария Антуанетта»
4) Посмотреть сериал «Версаль»
Употреблять в  строго заданной последовательности!

А почитайте отличное интервью с английской писательницей, которая в 56 лет выучила русский язык ради того, чтобы прочесть "Войну и мир" в оригинале, потрясающая женщина http://russia-insider.com/en/culture/meet-89-year-old-translator-who-learned-russian-age-56/ri14025

Вчера, кстати, был день рождения Мэрилин Монро - девушки, не чуждой интеллектуальных развлечений. В интервью французскому журналисту Жоржу Белмонту актриса говорила: "Да, возможно, я не окончила университет, но никогда не прекращала заниматься самообразованием. Я прошла курс истории и прочла произведения многих легендарных писателей", — рассказала Монро.

Одна из самых честных фотографий была сделана фотографом Евой Арнольд: она поймала Мэрилин в момент чтения книги. Когда она спросила, что это за книга, оказалось, Монро читала "Улисса" Джеймса Джойса — один из самых сложных для понимания текстов мировой художественной литературы.

"Она сказала, что хранит "Улисса" в своей машине и довольно давно его читает, — вспоминала Ева Арнольд. — Она сказала, что ей нравится его звучание и она бы читала его вслух самой себе, чтобы попытаться лучше понять его смысл, но посчитала это трудноосуществимым. Она не могла читать его последовательно. Когда мы остановились на местной игровой площадке, чтобы сделать фотографии, она достала книгу и начала читать, пока я заряжала пленку. Конечно, я сфотографировала ее".

Библиотека Мэрилин насчитывала около четырехсот книг. Среди них классики, такие как Джон Мильтон, Густав Флобер и Халиль Джебран, а также современные писатели, в том числе Эрнест Хемингуэй, Сэмюэль Беккет и Джек Керуак. Кроме того, там было много исторических книг, в том числе шеститомник о жизни Авраама Линкольна.

Стефан Цвейг, «Мария Антуанетта. Портрет ординарного характера»

Цвейг создал одной из самых неоднозначных монарших особ в истории не биографию, но  романтизированный литературный портрет любви и жизни. Марии Антуанетте приписывали распутность и фразу про «если у народа нет хлеба, пусть едят пирожные», рисовали нимб и прославляли ее добродетель. Но именно Цвейг попытался увидеть в королеве женщину, которая не хочет ничего решать, а хочет платьишко с кринолином. Увы, ее желаниям не суждено было сбыться — героине пришлось носить корону, выйти замуж за незнакомца, жить по протоколу,  рожать при всех и умирать в одиночестве.

Прав на свою жизнь австрийская дофина лишилась уже в 14 лет, когда для укрепления союза Австрии и Франции ее выдали замуж за Людовика 16, и Цвейг не скрывает всю трагедию этого союза с незнакомым и малопривлекательным человеком. 7 лет Людовику по  физиологическим причинам не удавалось консумировать брак — несмотря на проблемы с гениталиями, Король-Солнце не решался на операцию, но каждый день делал попытки сойтись с молодой женой. Не делать их он не мог — отсутствие наследника делало королевскую пару уязвимой для слухов и сплетен.

Впрочем, бесплодные попытки Людовика не избавили монаршью чету от жестокого давления. О них судачил весь Версаль, памфлеты и заговоры подтачивали королевский авторитет. В Людовике расло чувство неполноценности, Мария Антуанетта томилась и спасалась вечеринками, нарядами, украшениями. Инфантильный король во всем ей потакал, как бы выкупая себя из плена чувства вины. Сам же Людовик имел всего две страсти — еда и охота. Он рано вставал и рано ложился, она же возвращалась во дворец лишь под утро. Но окончательное разрушение авторитета пары началось с каприза королевы переехать в маленький дворец Трианон. «Да и нужно ли терпеть от австриячки это вечное дерзкое пренебрежение, этот холодный, презрительный взгляд свысока, нужно ли всё это терпеть от королевы, окружившей себя не родовой знатью с родословной, насчитывающей сотни лет, а случайными, никому не известными людьми с сомнительной репутацией? Теснее объединяются исключённые из кружка королевы, с каждым днём, с каждым годом их число растёт. И вот из опустевших окон Версаля на беззаботный и ничего не подозревающий мир игр и развлечений королевы уже смотрит стоглазая ненависть».

Когда после родов смятение наконец покидает Марию Антуанетту, центробежные силы распада института монархии уже не остановить. Народ нищает, налоги душат, а королеве дарят комнату, инкрустированную бриллиантами. Жан-Жак Руссо публикует свой «Общественный договор», все большую популярность приобретают антимонархические памфлеты — в обществе приживается мысль, что королевская власть не является единственной угодной богу. Королевская чета теряет популярность у трех сословий сразу. И вот уже нападение на бастилию, заключение королевской семьи в Тюильри, и книга Цвейга превращается в настоящий триллер с погонями, заговорами, страстной любовью потерей сына и, увы, печальным концом — Мария Антуанетта, пытавшаяся жить, как обычная женщина, умирает все-таки как королева. Лицам с тонкой душевной организацией перед прочтением Цвейга стоит подготовить коробку салфеток — я вот прослезилась.