«Мы храним наши белые сны».
Другой Восток и сверхчувственное познание в русском искусстве. 1905-1969
Музей «Гараж»Наверное, это сейчас лучшая выставка сезона после Дали и точно одна из самых важных. Кураторы Екатерина Иноземцева и Андрей Мизиано проделали титанический труд. Все проекты, которые работают в «Гараже» сейчас, очень мощные. И «Секретики» про российский андеграунд, и Липскомб с Маккензи, и то, как Моника Сосновская смогла согнуть шуховский гиперболоид, я вообще не понимаю, но эта хреновина оставляет очень сильное впечатление.
«Сны» — это полноценная выставка-исследование. Так в истории искусства сложилось, что из всех ранних художественных направлений СССР внимания заслужил только авангард, который убил товарищ Сталин, а потом случился соцреализм. Но если учесть, скольких убил товарищ Сталин, то кажется маловероятным, что он загнобил только одно художественное направление. Вот в «Гараже» можно узнать, что все-таки не одно. Оказывается, параллельно с авангардом росла и развивалась другая художественная традиция — про неё и выставка.
«Мы храним наши белые сны» — это строчка из стихотворения Андрея Белого, адресованного Сергею Соловьёву. Стихотворение мрачное, про грядущую священную войну двух пророков, что вообще-то для 1901 года само звучит как пророчество. Белый был мистиком (нормальное хобби интеллектуала его времени). Мистических объединений в Российской Империи и раннем Советском Союзе было предостаточно и среди этих антропософов, масонов и мартинистов, разумеется, были художники. Они и стали источником тех арт-практик, которым посвящена выставка.
Все начинается со странного механизма, созданного Александрой Сухаревой (у неё два проекта на выставке, хотя формально она, не будучи отправленной Сталиным в лагеря и вполне себе сейчас живой, не относится к исследуемому периоду), который позволяет создавать совместные работы, не имея прямого контакта между творцами. Это хорошая иллюстрация для всей выставки: хотя прямой связи между представленными вещами может и не быть, они все равно влияют друг на друга. Как, например, гвоздь из стены первого антропософского Гётеанума (его Андрей Белый хранил у себя) и портреты юношей Усто Мумина, бежавшего вместе с другими мистиками в советский Самарканд от репрессий.
Так как участники мистических и антропософских кружков не манифестировали себя как отдельную художественную группу через произведения искусства, а просто что-то такое ваяли, вырезали и рисовали как художники, то чтобы понять механизм влияния, нужно погрузиться в атмосферу их мира. В этом помогают фото парафиновых отливок («отпечатки призраков»), доска Уиджи с ятями или масонские знамёна. И в самом конце — изъятые книги, документы и личные дела ЧК и НКВД. Репрессии против эзотериков были частью сталинской политики, так под раздачу попало и художественное направление. Антропософку Римму Николаеву, скульптора, арестовали, допросили и расстреляли, как и мистика Бориса Зубакина или Юлиана Щуцкого. Исааку Иткинду на допросе выбили зубы, отбили барабанные перепонки, переломали ребра и сослали в Сибирь. Сергей Калмыков добровольно уехал в Алма-Ату, где вел тихую жизнь городского сумасшедшего.
Путешествие на Восток, пусть и советский, вообще было для мистиков неплохим решением до определённого времени. Так появляются советские «самаркандские прерафаэлиты»: Даниил Степанов,
Усто Мумин и Алексей Исупов. Исупов и Степанов успели сбежать в Италию, а вот Мумина отправили в лагеря. Достаточно посмотреть на изображение им узбекских мальчиков, чтобы понять, за что.
Масштаб кураторской работы сложно переоценить (сколько мы знаем выставок, где экспонаты из Эрмитажа и домов-музеев соседствуют с бумагами из архива ФСБ?). А на десерт — сухаревские «гипнотические сеансы» и танцевальные перформансы, навеянные «кружениями» Гурджиева.
Тема «параллельного искусства», включая советский арт-брют, ещё плохо знакома широкой российской публике и остаётся от этого весьма привлекательной. Выставки подобного рода похожи на работу археолога. Очень бы хотелось, чтобы «Гараж» продолжал в том же духе.