Size: a a a

Кристина Потупчик

2020 February 15
Кристина Потупчик
Грустно стало(
https://t.me/olegderipaska/30
источник
Кристина Потупчик
​​Шалом шаббат!

В год 75-летия победы над фашизмом благодаря усилиям нашего Минкульта (ещё при Мединском) в России не покажут антифашисткую комедию. Звучит глупо, но как это часто бывало при старом министре, логика и здравый смысл не обязательны при истеричном отстаивании скреп.

Комедию «Кролик Джоджо» не покажут в России «на всякий случай», «как бы чего не вышло», потому что с юмором у бывшего министра было туго, а других критериев оценки опасности фильмов министерство на тот момент не выработало. Дурная репутация кинорынка России, созданная Мединским, привела к тому, что после скандала с фильмом «Смерть Сталина» российские прокатчики от греха подальше решили не выпускать картину.

О чем же повествует один из самых ярких фильмов года? Это сказка о похищении детских душ, о привлекательности зла и о том выборе между добром и злом, который мы делаем каждую минуту. Главный герой — маленький мальчик, который хочет стать образцовым нацистом. Из-за чувства одиночества он придумывает себе воображаемого друга — фантазийного Гитлера, которого он никогда не видел, но о котором ему много рассказывали другие. Гитлера играет сам режиссер, а мать мальчика сыграла Скарлетт Йоханссон. Несколько дней назад картина получила «Оскар» за лучший адаптированный сценарий. Темы фильма были уже блестяще разработаны в «Лабиринте фавна» (2006) и «Лесном царе» (1996), но теперь это другой ракурс, комедийный.

Может быть, я неправа и над злом вообще нельзя смеяться? Особенно в годовщину 75-летия Победы.
Но ведь высмеивание нацизма — не какое-то новшество. Достаточно вспомнить «Великого диктатора» с Чаплиным или карикатуры Кукрыниксов. Сейчас же в России сложилось какое-то негласное правило, что обсуждать нацизм и войну можно только с каменным лицом, иначе Победу похитят бандеровцы и поляки.

Происходит политизация темы итогов войны, но смещается акцент с главного урока этого периода — абсолютное зло рядом с нами, нельзя терять бдительность, но оно может быть высмеяно и разоблачено с помощью смеха. Плотно сжатые тонкие губы Гитлера, его некрофильские фантазии, мнительность,  истеричность,  кровожадность в сочетании с вегетарианством комичны и могут (и должны) послужить хорошим материалом для комедии.

Поэтому он и становится ярким персонажем французского фильма «Ас из асов» (1982) и итальянской комедии с Челентано «Дядя Адольф по прозвищу Фюрер» (1978). Высмеиванию нацизма посвящена комедия с Луи де Фюнесом «Большая прогулка» (1966). И этот список был бы неполным, если бы я не упомянула удручающе несмешной «Гитлер, капут!» (2008), который стал лидером проката и собрал более 9 миллионов долларов.  

Я убеждена, что над нацизмом можно и нужно смеяться.
Бороться со злом с помощью смеха намного эффективнее, чем произнося раз в год душные речи перед школьниками.

Поэтому я бы хотела обратиться к нашему новому министру, Ольге Любимовой, нельзя ли попросить кинокомпанию «Двадцатый Век Фокс СНГ» устроить хотя бы несколько некоммерческих показов картины в России? Это бы стало хорошим началом реабилитации Министерства за годы мракобесия.

Ведь отмывать культуру от наследия любителя стыдных билбордов, табличек с Маннергеймом и шмайссером на памятнике Калашникову придётся общими усилиями.
источник
Кристина Потупчик
krispotupchik
​​Шалом шаббат!

В год 75-летия победы над фашизмом благодаря усилиям нашего Минкульта (ещё при Мединском) в России не покажут антифашисткую комедию. Звучит глупо, но как это часто бывало при старом министре, логика и здравый смысл не обязательны при истеричном отстаивании скреп.

Комедию «Кролик Джоджо» не покажут в России «на всякий случай», «как бы чего не вышло», потому что с юмором у бывшего министра было туго, а других критериев оценки опасности фильмов министерство на тот момент не выработало. Дурная репутация кинорынка России, созданная Мединским, привела к тому, что после скандала с фильмом «Смерть Сталина» российские прокатчики от греха подальше решили не выпускать картину.

О чем же повествует один из самых ярких фильмов года? Это сказка о похищении детских душ, о привлекательности зла и о том выборе между добром и злом, который мы делаем каждую минуту. Главный герой — маленький мальчик, который хочет стать образцовым нацистом. Из-за чувства одиночества он придумывает себе воображаемого друга — фантазийного Гитлера, которого он никогда не видел, но о котором ему много рассказывали другие. Гитлера играет сам режиссер, а мать мальчика сыграла Скарлетт Йоханссон. Несколько дней назад картина получила «Оскар» за лучший адаптированный сценарий. Темы фильма были уже блестяще разработаны в «Лабиринте фавна» (2006) и «Лесном царе» (1996), но теперь это другой ракурс, комедийный.

Может быть, я неправа и над злом вообще нельзя смеяться? Особенно в годовщину 75-летия Победы.
Но ведь высмеивание нацизма — не какое-то новшество. Достаточно вспомнить «Великого диктатора» с Чаплиным или карикатуры Кукрыниксов. Сейчас же в России сложилось какое-то негласное правило, что обсуждать нацизм и войну можно только с каменным лицом, иначе Победу похитят бандеровцы и поляки.

Происходит политизация темы итогов войны, но смещается акцент с главного урока этого периода — абсолютное зло рядом с нами, нельзя терять бдительность, но оно может быть высмеяно и разоблачено с помощью смеха. Плотно сжатые тонкие губы Гитлера, его некрофильские фантазии, мнительность,  истеричность,  кровожадность в сочетании с вегетарианством комичны и могут (и должны) послужить хорошим материалом для комедии.

Поэтому он и становится ярким персонажем французского фильма «Ас из асов» (1982) и итальянской комедии с Челентано «Дядя Адольф по прозвищу Фюрер» (1978). Высмеиванию нацизма посвящена комедия с Луи де Фюнесом «Большая прогулка» (1966). И этот список был бы неполным, если бы я не упомянула удручающе несмешной «Гитлер, капут!» (2008), который стал лидером проката и собрал более 9 миллионов долларов.  

Я убеждена, что над нацизмом можно и нужно смеяться.
Бороться со злом с помощью смеха намного эффективнее, чем произнося раз в год душные речи перед школьниками.

Поэтому я бы хотела обратиться к нашему новому министру, Ольге Любимовой, нельзя ли попросить кинокомпанию «Двадцатый Век Фокс СНГ» устроить хотя бы несколько некоммерческих показов картины в России? Это бы стало хорошим началом реабилитации Министерства за годы мракобесия.

Ведь отмывать культуру от наследия любителя стыдных билбордов, табличек с Маннергеймом и шмайссером на памятнике Калашникову придётся общими усилиями.
Надо ли смеяться над фашизмом вместе с Вайтити?
Анонимный опрос
66%
Да, смешнее фашистов только те, кто запрещает над ними смеяться.
15%
Нет, фашизм и смех несовместимы.
4%
Не смеюсь в принципе ни по каким поводам.
15%
Боюсь что-то выбрать, поэтому нажимаю сюда, чтобы увидеть результат.
Проголосовало: 2192
источник
Кристина Потупчик
Красиво, конечно, но больше похоже на изображение макаронного монстра 😢

https://t.me/iconographical_mayhem/1023
источник
2020 February 16
Кристина Потупчик
«Давосские анархисты» такие странные. Ненавидят элиту, а все за ней мусор собирают. Ну вычислят они, что у Сороса, например, диабет. Или продадут слюнявую салфетку Трампа за пять тысяч долларов. И как это поможет всем нам освободиться от Большого Брата? Че Гевары уже не те 😢

https://t.me/imnotbozhena/7539
источник
Кристина Потупчик
​​Штамп в паспорте, оказывается, стал для некоторых церковников критерием социального статуса женщины и ее отношения к секс-услугам. Интересно. Напомню, сам термин «гражданский брак» означает «нецерковный», то есть светский. То есть, в голове у нашего уважаемого протоирея явная путаница. Ведь позиция церкви в этом вопросе за всю историю была одной: союз мужчины и женщины невозможен без церковного благословения.

Вплоть до декабря 1917 года в России процедура оформления брака носила канонический (церковный) характер. Государство же, осуществив принцип отделения церкви от государства, взяло на себя поддержку взаимоотношения между супругами с помощью светского законодательства, поэтому единственной формой брака стал гражданский, то есть светский брак. Брак стал называться гражданским, в отличие от прежнего брака — церковного, религиозного. В России вообще государство другого брака не признает, а не как в развращенных США, где признают и церковный брак.

А теперь церковь устами своих иерофриков топит почему-то не за венчание, а за штамп в ЗАГСе, поддерживая не Бога в качестве свидетеля любовного союза, а государство. И, кстати, без штампа вас не допустят до венчания. Получается, нашу церковь надо как-то переименовать, так как на место Бога она поставила бюрократию.

А труд проституток, конечно, должен оплачиваться. Предлагаю Смирнову помочь девочкам с профсоюзом.
источник
2020 February 17
Кристина Потупчик
Закрытие книжных — весьма оригинальный, если не сказать странный, способ информирования населения о деле «Сети». Нет, сам формат не так уж плох, но только если бы акцию такую проводили магазины «Красное и белое» вместе с «Магнитом». Но книжные?

Предприниматель добровольно теряет прибыль, а читатель придёт за так нужной ему книжкой, подойдёт к двери, пожмёт плечами и уйдёт. Это больше похоже не на борьбу, а на какой-то нездоровый эскапизм. А это явно не единственная форма протеста в современной России. Гораздо эффективнее и выгоднее для самих участников акции было продлить часы работы магазинов на несколько дней, сделать в эти дни скидку на правозащитную литературу и бесплатно раздать десять тысяч брошюр, где было бы написано самое важное о деле «Сети». С реквизитами семей участников дела.

https://t.me/egorgalenko/26988
Telegram
Свидетели и Егоры
15 книжных магазинов по всей России закрыты сегодня в поддержку осуждённых по делу «Сети».

Комментарий Бориса Куприянова: «Со времен изобретения письменности читатель сопереживал героям книг. Испокон веков читатель влюблялся вместе с героем, покорял с ним горы, спускался в морские глубины, свергал тиранов и летал на луну. Чтение и есть сопереживание (…) 10 февраля 2020 года в Пензе семерых молодых людей приговорили к немыслимым срокам — от 6 до 18 лет заключения. При этом они в буквальном смысле ничего не сделали (…) Если не имея прямых доказательств, руководствуясь лишь признаниями, буквально «выбитыми» под пытками, людям, не совершившим никакого насильственного действия, могут дать 18 лет заключения в лагерях, то, наверное, где-то мы все ошиблись»

Целиком по ссылке: https://www.facebook.com/photo.php?fbid=2648004695326788&set=a.115526961907920&type=3
источник
Кристина Потупчик
Грета была права во всем
https://t.me/thevillagemsk/6488
источник
2020 February 18
Кристина Потупчик
«Мы храним наши белые сны».
Другой Восток и сверхчувственное познание в русском искусстве. 1905-1969
Музей «Гараж»


Наверное, это сейчас лучшая выставка сезона после Дали и точно одна из самых важных. Кураторы Екатерина Иноземцева и Андрей Мизиано проделали титанический труд. Все проекты, которые работают в «Гараже» сейчас, очень мощные. И «Секретики» про российский андеграунд, и Липскомб с Маккензи, и то, как Моника Сосновская смогла согнуть шуховский гиперболоид, я вообще не понимаю, но эта хреновина оставляет очень сильное впечатление.

«Сны» — это полноценная выставка-исследование. Так в истории искусства сложилось, что из всех ранних художественных направлений СССР внимания заслужил только авангард, который убил товарищ Сталин, а потом случился соцреализм. Но если учесть, скольких убил товарищ Сталин, то кажется маловероятным, что он загнобил только одно художественное направление. Вот в «Гараже» можно узнать, что все-таки не одно. Оказывается, параллельно с авангардом росла и развивалась другая художественная традиция — про неё и выставка.

«Мы храним наши белые сны» — это строчка из стихотворения Андрея Белого, адресованного Сергею Соловьёву. Стихотворение мрачное, про грядущую священную войну двух пророков, что вообще-то для 1901 года само звучит как пророчество. Белый был мистиком (нормальное хобби интеллектуала его времени). Мистических объединений в Российской Империи и раннем Советском Союзе было предостаточно и среди этих антропософов, масонов и мартинистов, разумеется, были художники. Они и стали источником тех арт-практик, которым посвящена выставка.

Все начинается со странного механизма, созданного Александрой Сухаревой (у неё два проекта на выставке, хотя формально она, не будучи отправленной Сталиным в лагеря и вполне себе сейчас живой, не относится к исследуемому периоду), который позволяет создавать совместные работы, не имея прямого контакта между творцами. Это хорошая иллюстрация для всей выставки: хотя прямой связи между представленными вещами может и не быть, они все равно влияют друг на друга. Как, например, гвоздь из стены первого антропософского Гётеанума (его Андрей Белый хранил у себя) и портреты юношей Усто Мумина, бежавшего вместе с другими мистиками в советский Самарканд от репрессий.

Так как участники мистических и антропософских кружков не манифестировали себя как отдельную художественную группу через произведения искусства, а просто что-то такое ваяли, вырезали и рисовали как художники, то чтобы понять механизм влияния, нужно погрузиться в атмосферу их мира. В этом помогают фото парафиновых отливок («отпечатки призраков»), доска Уиджи с ятями или масонские знамёна. И в самом конце — изъятые книги, документы и личные дела ЧК и НКВД. Репрессии против эзотериков были частью сталинской политики, так под раздачу попало и художественное направление. Антропософку Римму Николаеву, скульптора, арестовали, допросили и расстреляли, как и мистика Бориса Зубакина или Юлиана Щуцкого. Исааку Иткинду на допросе выбили зубы, отбили барабанные перепонки, переломали ребра и сослали в Сибирь. Сергей Калмыков добровольно уехал в Алма-Ату, где вел тихую жизнь городского сумасшедшего.

Путешествие на Восток, пусть и советский, вообще было для мистиков неплохим решением до определённого времени. Так появляются советские «самаркандские прерафаэлиты»: Даниил Степанов, Усто Мумин и Алексей Исупов. Исупов и Степанов успели сбежать в Италию, а вот Мумина отправили в лагеря. Достаточно посмотреть на изображение им узбекских мальчиков, чтобы понять, за что.

Масштаб кураторской работы сложно переоценить (сколько мы знаем выставок, где экспонаты из Эрмитажа и домов-музеев соседствуют с бумагами из архива ФСБ?). А на десерт — сухаревские «гипнотические сеансы» и танцевальные перформансы, навеянные «кружениями» Гурджиева.

Тема «параллельного искусства», включая советский арт-брют, ещё плохо знакома широкой российской публике и остаётся от этого весьма привлекательной. Выставки подобного рода похожи на работу археолога. Очень бы хотелось, чтобы «Гараж» продолжал в том же духе.
источник
Кристина Потупчик
krispotupchik
«Мы храним наши белые сны».
Другой Восток и сверхчувственное познание в русском искусстве. 1905-1969
Музей «Гараж»


Наверное, это сейчас лучшая выставка сезона после Дали и точно одна из самых важных. Кураторы Екатерина Иноземцева и Андрей Мизиано проделали титанический труд. Все проекты, которые работают в «Гараже» сейчас, очень мощные. И «Секретики» про российский андеграунд, и Липскомб с Маккензи, и то, как Моника Сосновская смогла согнуть шуховский гиперболоид, я вообще не понимаю, но эта хреновина оставляет очень сильное впечатление.

«Сны» — это полноценная выставка-исследование. Так в истории искусства сложилось, что из всех ранних художественных направлений СССР внимания заслужил только авангард, который убил товарищ Сталин, а потом случился соцреализм. Но если учесть, скольких убил товарищ Сталин, то кажется маловероятным, что он загнобил только одно художественное направление. Вот в «Гараже» можно узнать, что все-таки не одно. Оказывается, параллельно с авангардом росла и развивалась другая художественная традиция — про неё и выставка.

«Мы храним наши белые сны» — это строчка из стихотворения Андрея Белого, адресованного Сергею Соловьёву. Стихотворение мрачное, про грядущую священную войну двух пророков, что вообще-то для 1901 года само звучит как пророчество. Белый был мистиком (нормальное хобби интеллектуала его времени). Мистических объединений в Российской Империи и раннем Советском Союзе было предостаточно и среди этих антропософов, масонов и мартинистов, разумеется, были художники. Они и стали источником тех арт-практик, которым посвящена выставка.

Все начинается со странного механизма, созданного Александрой Сухаревой (у неё два проекта на выставке, хотя формально она, не будучи отправленной Сталиным в лагеря и вполне себе сейчас живой, не относится к исследуемому периоду), который позволяет создавать совместные работы, не имея прямого контакта между творцами. Это хорошая иллюстрация для всей выставки: хотя прямой связи между представленными вещами может и не быть, они все равно влияют друг на друга. Как, например, гвоздь из стены первого антропософского Гётеанума (его Андрей Белый хранил у себя) и портреты юношей Усто Мумина, бежавшего вместе с другими мистиками в советский Самарканд от репрессий.

Так как участники мистических и антропософских кружков не манифестировали себя как отдельную художественную группу через произведения искусства, а просто что-то такое ваяли, вырезали и рисовали как художники, то чтобы понять механизм влияния, нужно погрузиться в атмосферу их мира. В этом помогают фото парафиновых отливок («отпечатки призраков»), доска Уиджи с ятями или масонские знамёна. И в самом конце — изъятые книги, документы и личные дела ЧК и НКВД. Репрессии против эзотериков были частью сталинской политики, так под раздачу попало и художественное направление. Антропософку Римму Николаеву, скульптора, арестовали, допросили и расстреляли, как и мистика Бориса Зубакина или Юлиана Щуцкого. Исааку Иткинду на допросе выбили зубы, отбили барабанные перепонки, переломали ребра и сослали в Сибирь. Сергей Калмыков добровольно уехал в Алма-Ату, где вел тихую жизнь городского сумасшедшего.

Путешествие на Восток, пусть и советский, вообще было для мистиков неплохим решением до определённого времени. Так появляются советские «самаркандские прерафаэлиты»: Даниил Степанов, Усто Мумин и Алексей Исупов. Исупов и Степанов успели сбежать в Италию, а вот Мумина отправили в лагеря. Достаточно посмотреть на изображение им узбекских мальчиков, чтобы понять, за что.

Масштаб кураторской работы сложно переоценить (сколько мы знаем выставок, где экспонаты из Эрмитажа и домов-музеев соседствуют с бумагами из архива ФСБ?). А на десерт — сухаревские «гипнотические сеансы» и танцевальные перформансы, навеянные «кружениями» Гурджиева.

Тема «параллельного искусства», включая советский арт-брют, ещё плохо знакома широкой российской публике и остаётся от этого весьма привлекательной. Выставки подобного рода похожи на работу археолога. Очень бы хотелось, чтобы «Гараж» продолжал в том же духе.
источник
Кристина Потупчик
krispotupchik
«Мы храним наши белые сны».
Другой Восток и сверхчувственное познание в русском искусстве. 1905-1969
Музей «Гараж»


Наверное, это сейчас лучшая выставка сезона после Дали и точно одна из самых важных. Кураторы Екатерина Иноземцева и Андрей Мизиано проделали титанический труд. Все проекты, которые работают в «Гараже» сейчас, очень мощные. И «Секретики» про российский андеграунд, и Липскомб с Маккензи, и то, как Моника Сосновская смогла согнуть шуховский гиперболоид, я вообще не понимаю, но эта хреновина оставляет очень сильное впечатление.

«Сны» — это полноценная выставка-исследование. Так в истории искусства сложилось, что из всех ранних художественных направлений СССР внимания заслужил только авангард, который убил товарищ Сталин, а потом случился соцреализм. Но если учесть, скольких убил товарищ Сталин, то кажется маловероятным, что он загнобил только одно художественное направление. Вот в «Гараже» можно узнать, что все-таки не одно. Оказывается, параллельно с авангардом росла и развивалась другая художественная традиция — про неё и выставка.

«Мы храним наши белые сны» — это строчка из стихотворения Андрея Белого, адресованного Сергею Соловьёву. Стихотворение мрачное, про грядущую священную войну двух пророков, что вообще-то для 1901 года само звучит как пророчество. Белый был мистиком (нормальное хобби интеллектуала его времени). Мистических объединений в Российской Империи и раннем Советском Союзе было предостаточно и среди этих антропософов, масонов и мартинистов, разумеется, были художники. Они и стали источником тех арт-практик, которым посвящена выставка.

Все начинается со странного механизма, созданного Александрой Сухаревой (у неё два проекта на выставке, хотя формально она, не будучи отправленной Сталиным в лагеря и вполне себе сейчас живой, не относится к исследуемому периоду), который позволяет создавать совместные работы, не имея прямого контакта между творцами. Это хорошая иллюстрация для всей выставки: хотя прямой связи между представленными вещами может и не быть, они все равно влияют друг на друга. Как, например, гвоздь из стены первого антропософского Гётеанума (его Андрей Белый хранил у себя) и портреты юношей Усто Мумина, бежавшего вместе с другими мистиками в советский Самарканд от репрессий.

Так как участники мистических и антропософских кружков не манифестировали себя как отдельную художественную группу через произведения искусства, а просто что-то такое ваяли, вырезали и рисовали как художники, то чтобы понять механизм влияния, нужно погрузиться в атмосферу их мира. В этом помогают фото парафиновых отливок («отпечатки призраков»), доска Уиджи с ятями или масонские знамёна. И в самом конце — изъятые книги, документы и личные дела ЧК и НКВД. Репрессии против эзотериков были частью сталинской политики, так под раздачу попало и художественное направление. Антропософку Римму Николаеву, скульптора, арестовали, допросили и расстреляли, как и мистика Бориса Зубакина или Юлиана Щуцкого. Исааку Иткинду на допросе выбили зубы, отбили барабанные перепонки, переломали ребра и сослали в Сибирь. Сергей Калмыков добровольно уехал в Алма-Ату, где вел тихую жизнь городского сумасшедшего.

Путешествие на Восток, пусть и советский, вообще было для мистиков неплохим решением до определённого времени. Так появляются советские «самаркандские прерафаэлиты»: Даниил Степанов, Усто Мумин и Алексей Исупов. Исупов и Степанов успели сбежать в Италию, а вот Мумина отправили в лагеря. Достаточно посмотреть на изображение им узбекских мальчиков, чтобы понять, за что.

Масштаб кураторской работы сложно переоценить (сколько мы знаем выставок, где экспонаты из Эрмитажа и домов-музеев соседствуют с бумагами из архива ФСБ?). А на десерт — сухаревские «гипнотические сеансы» и танцевальные перформансы, навеянные «кружениями» Гурджиева.

Тема «параллельного искусства», включая советский арт-брют, ещё плохо знакома широкой российской публике и остаётся от этого весьма привлекательной. Выставки подобного рода похожи на работу археолога. Очень бы хотелось, чтобы «Гараж» продолжал в том же духе.
источник
Кристина Потупчик
krispotupchik
«Мы храним наши белые сны».
Другой Восток и сверхчувственное познание в русском искусстве. 1905-1969
Музей «Гараж»


Наверное, это сейчас лучшая выставка сезона после Дали и точно одна из самых важных. Кураторы Екатерина Иноземцева и Андрей Мизиано проделали титанический труд. Все проекты, которые работают в «Гараже» сейчас, очень мощные. И «Секретики» про российский андеграунд, и Липскомб с Маккензи, и то, как Моника Сосновская смогла согнуть шуховский гиперболоид, я вообще не понимаю, но эта хреновина оставляет очень сильное впечатление.

«Сны» — это полноценная выставка-исследование. Так в истории искусства сложилось, что из всех ранних художественных направлений СССР внимания заслужил только авангард, который убил товарищ Сталин, а потом случился соцреализм. Но если учесть, скольких убил товарищ Сталин, то кажется маловероятным, что он загнобил только одно художественное направление. Вот в «Гараже» можно узнать, что все-таки не одно. Оказывается, параллельно с авангардом росла и развивалась другая художественная традиция — про неё и выставка.

«Мы храним наши белые сны» — это строчка из стихотворения Андрея Белого, адресованного Сергею Соловьёву. Стихотворение мрачное, про грядущую священную войну двух пророков, что вообще-то для 1901 года само звучит как пророчество. Белый был мистиком (нормальное хобби интеллектуала его времени). Мистических объединений в Российской Империи и раннем Советском Союзе было предостаточно и среди этих антропософов, масонов и мартинистов, разумеется, были художники. Они и стали источником тех арт-практик, которым посвящена выставка.

Все начинается со странного механизма, созданного Александрой Сухаревой (у неё два проекта на выставке, хотя формально она, не будучи отправленной Сталиным в лагеря и вполне себе сейчас живой, не относится к исследуемому периоду), который позволяет создавать совместные работы, не имея прямого контакта между творцами. Это хорошая иллюстрация для всей выставки: хотя прямой связи между представленными вещами может и не быть, они все равно влияют друг на друга. Как, например, гвоздь из стены первого антропософского Гётеанума (его Андрей Белый хранил у себя) и портреты юношей Усто Мумина, бежавшего вместе с другими мистиками в советский Самарканд от репрессий.

Так как участники мистических и антропософских кружков не манифестировали себя как отдельную художественную группу через произведения искусства, а просто что-то такое ваяли, вырезали и рисовали как художники, то чтобы понять механизм влияния, нужно погрузиться в атмосферу их мира. В этом помогают фото парафиновых отливок («отпечатки призраков»), доска Уиджи с ятями или масонские знамёна. И в самом конце — изъятые книги, документы и личные дела ЧК и НКВД. Репрессии против эзотериков были частью сталинской политики, так под раздачу попало и художественное направление. Антропософку Римму Николаеву, скульптора, арестовали, допросили и расстреляли, как и мистика Бориса Зубакина или Юлиана Щуцкого. Исааку Иткинду на допросе выбили зубы, отбили барабанные перепонки, переломали ребра и сослали в Сибирь. Сергей Калмыков добровольно уехал в Алма-Ату, где вел тихую жизнь городского сумасшедшего.

Путешествие на Восток, пусть и советский, вообще было для мистиков неплохим решением до определённого времени. Так появляются советские «самаркандские прерафаэлиты»: Даниил Степанов, Усто Мумин и Алексей Исупов. Исупов и Степанов успели сбежать в Италию, а вот Мумина отправили в лагеря. Достаточно посмотреть на изображение им узбекских мальчиков, чтобы понять, за что.

Масштаб кураторской работы сложно переоценить (сколько мы знаем выставок, где экспонаты из Эрмитажа и домов-музеев соседствуют с бумагами из архива ФСБ?). А на десерт — сухаревские «гипнотические сеансы» и танцевальные перформансы, навеянные «кружениями» Гурджиева.

Тема «параллельного искусства», включая советский арт-брют, ещё плохо знакома широкой российской публике и остаётся от этого весьма привлекательной. Выставки подобного рода похожи на работу археолога. Очень бы хотелось, чтобы «Гараж» продолжал в том же духе.
источник
Кристина Потупчик
krispotupchik
«Мы храним наши белые сны».
Другой Восток и сверхчувственное познание в русском искусстве. 1905-1969
Музей «Гараж»


Наверное, это сейчас лучшая выставка сезона после Дали и точно одна из самых важных. Кураторы Екатерина Иноземцева и Андрей Мизиано проделали титанический труд. Все проекты, которые работают в «Гараже» сейчас, очень мощные. И «Секретики» про российский андеграунд, и Липскомб с Маккензи, и то, как Моника Сосновская смогла согнуть шуховский гиперболоид, я вообще не понимаю, но эта хреновина оставляет очень сильное впечатление.

«Сны» — это полноценная выставка-исследование. Так в истории искусства сложилось, что из всех ранних художественных направлений СССР внимания заслужил только авангард, который убил товарищ Сталин, а потом случился соцреализм. Но если учесть, скольких убил товарищ Сталин, то кажется маловероятным, что он загнобил только одно художественное направление. Вот в «Гараже» можно узнать, что все-таки не одно. Оказывается, параллельно с авангардом росла и развивалась другая художественная традиция — про неё и выставка.

«Мы храним наши белые сны» — это строчка из стихотворения Андрея Белого, адресованного Сергею Соловьёву. Стихотворение мрачное, про грядущую священную войну двух пророков, что вообще-то для 1901 года само звучит как пророчество. Белый был мистиком (нормальное хобби интеллектуала его времени). Мистических объединений в Российской Империи и раннем Советском Союзе было предостаточно и среди этих антропософов, масонов и мартинистов, разумеется, были художники. Они и стали источником тех арт-практик, которым посвящена выставка.

Все начинается со странного механизма, созданного Александрой Сухаревой (у неё два проекта на выставке, хотя формально она, не будучи отправленной Сталиным в лагеря и вполне себе сейчас живой, не относится к исследуемому периоду), который позволяет создавать совместные работы, не имея прямого контакта между творцами. Это хорошая иллюстрация для всей выставки: хотя прямой связи между представленными вещами может и не быть, они все равно влияют друг на друга. Как, например, гвоздь из стены первого антропософского Гётеанума (его Андрей Белый хранил у себя) и портреты юношей Усто Мумина, бежавшего вместе с другими мистиками в советский Самарканд от репрессий.

Так как участники мистических и антропософских кружков не манифестировали себя как отдельную художественную группу через произведения искусства, а просто что-то такое ваяли, вырезали и рисовали как художники, то чтобы понять механизм влияния, нужно погрузиться в атмосферу их мира. В этом помогают фото парафиновых отливок («отпечатки призраков»), доска Уиджи с ятями или масонские знамёна. И в самом конце — изъятые книги, документы и личные дела ЧК и НКВД. Репрессии против эзотериков были частью сталинской политики, так под раздачу попало и художественное направление. Антропософку Римму Николаеву, скульптора, арестовали, допросили и расстреляли, как и мистика Бориса Зубакина или Юлиана Щуцкого. Исааку Иткинду на допросе выбили зубы, отбили барабанные перепонки, переломали ребра и сослали в Сибирь. Сергей Калмыков добровольно уехал в Алма-Ату, где вел тихую жизнь городского сумасшедшего.

Путешествие на Восток, пусть и советский, вообще было для мистиков неплохим решением до определённого времени. Так появляются советские «самаркандские прерафаэлиты»: Даниил Степанов, Усто Мумин и Алексей Исупов. Исупов и Степанов успели сбежать в Италию, а вот Мумина отправили в лагеря. Достаточно посмотреть на изображение им узбекских мальчиков, чтобы понять, за что.

Масштаб кураторской работы сложно переоценить (сколько мы знаем выставок, где экспонаты из Эрмитажа и домов-музеев соседствуют с бумагами из архива ФСБ?). А на десерт — сухаревские «гипнотические сеансы» и танцевальные перформансы, навеянные «кружениями» Гурджиева.

Тема «параллельного искусства», включая советский арт-брют, ещё плохо знакома широкой российской публике и остаётся от этого весьма привлекательной. Выставки подобного рода похожи на работу археолога. Очень бы хотелось, чтобы «Гараж» продолжал в том же духе.
источник
Кристина Потупчик
krispotupchik
«Мы храним наши белые сны».
Другой Восток и сверхчувственное познание в русском искусстве. 1905-1969
Музей «Гараж»


Наверное, это сейчас лучшая выставка сезона после Дали и точно одна из самых важных. Кураторы Екатерина Иноземцева и Андрей Мизиано проделали титанический труд. Все проекты, которые работают в «Гараже» сейчас, очень мощные. И «Секретики» про российский андеграунд, и Липскомб с Маккензи, и то, как Моника Сосновская смогла согнуть шуховский гиперболоид, я вообще не понимаю, но эта хреновина оставляет очень сильное впечатление.

«Сны» — это полноценная выставка-исследование. Так в истории искусства сложилось, что из всех ранних художественных направлений СССР внимания заслужил только авангард, который убил товарищ Сталин, а потом случился соцреализм. Но если учесть, скольких убил товарищ Сталин, то кажется маловероятным, что он загнобил только одно художественное направление. Вот в «Гараже» можно узнать, что все-таки не одно. Оказывается, параллельно с авангардом росла и развивалась другая художественная традиция — про неё и выставка.

«Мы храним наши белые сны» — это строчка из стихотворения Андрея Белого, адресованного Сергею Соловьёву. Стихотворение мрачное, про грядущую священную войну двух пророков, что вообще-то для 1901 года само звучит как пророчество. Белый был мистиком (нормальное хобби интеллектуала его времени). Мистических объединений в Российской Империи и раннем Советском Союзе было предостаточно и среди этих антропософов, масонов и мартинистов, разумеется, были художники. Они и стали источником тех арт-практик, которым посвящена выставка.

Все начинается со странного механизма, созданного Александрой Сухаревой (у неё два проекта на выставке, хотя формально она, не будучи отправленной Сталиным в лагеря и вполне себе сейчас живой, не относится к исследуемому периоду), который позволяет создавать совместные работы, не имея прямого контакта между творцами. Это хорошая иллюстрация для всей выставки: хотя прямой связи между представленными вещами может и не быть, они все равно влияют друг на друга. Как, например, гвоздь из стены первого антропософского Гётеанума (его Андрей Белый хранил у себя) и портреты юношей Усто Мумина, бежавшего вместе с другими мистиками в советский Самарканд от репрессий.

Так как участники мистических и антропософских кружков не манифестировали себя как отдельную художественную группу через произведения искусства, а просто что-то такое ваяли, вырезали и рисовали как художники, то чтобы понять механизм влияния, нужно погрузиться в атмосферу их мира. В этом помогают фото парафиновых отливок («отпечатки призраков»), доска Уиджи с ятями или масонские знамёна. И в самом конце — изъятые книги, документы и личные дела ЧК и НКВД. Репрессии против эзотериков были частью сталинской политики, так под раздачу попало и художественное направление. Антропософку Римму Николаеву, скульптора, арестовали, допросили и расстреляли, как и мистика Бориса Зубакина или Юлиана Щуцкого. Исааку Иткинду на допросе выбили зубы, отбили барабанные перепонки, переломали ребра и сослали в Сибирь. Сергей Калмыков добровольно уехал в Алма-Ату, где вел тихую жизнь городского сумасшедшего.

Путешествие на Восток, пусть и советский, вообще было для мистиков неплохим решением до определённого времени. Так появляются советские «самаркандские прерафаэлиты»: Даниил Степанов, Усто Мумин и Алексей Исупов. Исупов и Степанов успели сбежать в Италию, а вот Мумина отправили в лагеря. Достаточно посмотреть на изображение им узбекских мальчиков, чтобы понять, за что.

Масштаб кураторской работы сложно переоценить (сколько мы знаем выставок, где экспонаты из Эрмитажа и домов-музеев соседствуют с бумагами из архива ФСБ?). А на десерт — сухаревские «гипнотические сеансы» и танцевальные перформансы, навеянные «кружениями» Гурджиева.

Тема «параллельного искусства», включая советский арт-брют, ещё плохо знакома широкой российской публике и остаётся от этого весьма привлекательной. Выставки подобного рода похожи на работу археолога. Очень бы хотелось, чтобы «Гараж» продолжал в том же духе.
источник
Кристина Потупчик
krispotupchik
«Мы храним наши белые сны».
Другой Восток и сверхчувственное познание в русском искусстве. 1905-1969
Музей «Гараж»


Наверное, это сейчас лучшая выставка сезона после Дали и точно одна из самых важных. Кураторы Екатерина Иноземцева и Андрей Мизиано проделали титанический труд. Все проекты, которые работают в «Гараже» сейчас, очень мощные. И «Секретики» про российский андеграунд, и Липскомб с Маккензи, и то, как Моника Сосновская смогла согнуть шуховский гиперболоид, я вообще не понимаю, но эта хреновина оставляет очень сильное впечатление.

«Сны» — это полноценная выставка-исследование. Так в истории искусства сложилось, что из всех ранних художественных направлений СССР внимания заслужил только авангард, который убил товарищ Сталин, а потом случился соцреализм. Но если учесть, скольких убил товарищ Сталин, то кажется маловероятным, что он загнобил только одно художественное направление. Вот в «Гараже» можно узнать, что все-таки не одно. Оказывается, параллельно с авангардом росла и развивалась другая художественная традиция — про неё и выставка.

«Мы храним наши белые сны» — это строчка из стихотворения Андрея Белого, адресованного Сергею Соловьёву. Стихотворение мрачное, про грядущую священную войну двух пророков, что вообще-то для 1901 года само звучит как пророчество. Белый был мистиком (нормальное хобби интеллектуала его времени). Мистических объединений в Российской Империи и раннем Советском Союзе было предостаточно и среди этих антропософов, масонов и мартинистов, разумеется, были художники. Они и стали источником тех арт-практик, которым посвящена выставка.

Все начинается со странного механизма, созданного Александрой Сухаревой (у неё два проекта на выставке, хотя формально она, не будучи отправленной Сталиным в лагеря и вполне себе сейчас живой, не относится к исследуемому периоду), который позволяет создавать совместные работы, не имея прямого контакта между творцами. Это хорошая иллюстрация для всей выставки: хотя прямой связи между представленными вещами может и не быть, они все равно влияют друг на друга. Как, например, гвоздь из стены первого антропософского Гётеанума (его Андрей Белый хранил у себя) и портреты юношей Усто Мумина, бежавшего вместе с другими мистиками в советский Самарканд от репрессий.

Так как участники мистических и антропософских кружков не манифестировали себя как отдельную художественную группу через произведения искусства, а просто что-то такое ваяли, вырезали и рисовали как художники, то чтобы понять механизм влияния, нужно погрузиться в атмосферу их мира. В этом помогают фото парафиновых отливок («отпечатки призраков»), доска Уиджи с ятями или масонские знамёна. И в самом конце — изъятые книги, документы и личные дела ЧК и НКВД. Репрессии против эзотериков были частью сталинской политики, так под раздачу попало и художественное направление. Антропософку Римму Николаеву, скульптора, арестовали, допросили и расстреляли, как и мистика Бориса Зубакина или Юлиана Щуцкого. Исааку Иткинду на допросе выбили зубы, отбили барабанные перепонки, переломали ребра и сослали в Сибирь. Сергей Калмыков добровольно уехал в Алма-Ату, где вел тихую жизнь городского сумасшедшего.

Путешествие на Восток, пусть и советский, вообще было для мистиков неплохим решением до определённого времени. Так появляются советские «самаркандские прерафаэлиты»: Даниил Степанов, Усто Мумин и Алексей Исупов. Исупов и Степанов успели сбежать в Италию, а вот Мумина отправили в лагеря. Достаточно посмотреть на изображение им узбекских мальчиков, чтобы понять, за что.

Масштаб кураторской работы сложно переоценить (сколько мы знаем выставок, где экспонаты из Эрмитажа и домов-музеев соседствуют с бумагами из архива ФСБ?). А на десерт — сухаревские «гипнотические сеансы» и танцевальные перформансы, навеянные «кружениями» Гурджиева.

Тема «параллельного искусства», включая советский арт-брют, ещё плохо знакома широкой российской публике и остаётся от этого весьма привлекательной. Выставки подобного рода похожи на работу археолога. Очень бы хотелось, чтобы «Гараж» продолжал в том же духе.
источник
Кристина Потупчик
krispotupchik
«Мы храним наши белые сны».
Другой Восток и сверхчувственное познание в русском искусстве. 1905-1969
Музей «Гараж»


Наверное, это сейчас лучшая выставка сезона после Дали и точно одна из самых важных. Кураторы Екатерина Иноземцева и Андрей Мизиано проделали титанический труд. Все проекты, которые работают в «Гараже» сейчас, очень мощные. И «Секретики» про российский андеграунд, и Липскомб с Маккензи, и то, как Моника Сосновская смогла согнуть шуховский гиперболоид, я вообще не понимаю, но эта хреновина оставляет очень сильное впечатление.

«Сны» — это полноценная выставка-исследование. Так в истории искусства сложилось, что из всех ранних художественных направлений СССР внимания заслужил только авангард, который убил товарищ Сталин, а потом случился соцреализм. Но если учесть, скольких убил товарищ Сталин, то кажется маловероятным, что он загнобил только одно художественное направление. Вот в «Гараже» можно узнать, что все-таки не одно. Оказывается, параллельно с авангардом росла и развивалась другая художественная традиция — про неё и выставка.

«Мы храним наши белые сны» — это строчка из стихотворения Андрея Белого, адресованного Сергею Соловьёву. Стихотворение мрачное, про грядущую священную войну двух пророков, что вообще-то для 1901 года само звучит как пророчество. Белый был мистиком (нормальное хобби интеллектуала его времени). Мистических объединений в Российской Империи и раннем Советском Союзе было предостаточно и среди этих антропософов, масонов и мартинистов, разумеется, были художники. Они и стали источником тех арт-практик, которым посвящена выставка.

Все начинается со странного механизма, созданного Александрой Сухаревой (у неё два проекта на выставке, хотя формально она, не будучи отправленной Сталиным в лагеря и вполне себе сейчас живой, не относится к исследуемому периоду), который позволяет создавать совместные работы, не имея прямого контакта между творцами. Это хорошая иллюстрация для всей выставки: хотя прямой связи между представленными вещами может и не быть, они все равно влияют друг на друга. Как, например, гвоздь из стены первого антропософского Гётеанума (его Андрей Белый хранил у себя) и портреты юношей Усто Мумина, бежавшего вместе с другими мистиками в советский Самарканд от репрессий.

Так как участники мистических и антропософских кружков не манифестировали себя как отдельную художественную группу через произведения искусства, а просто что-то такое ваяли, вырезали и рисовали как художники, то чтобы понять механизм влияния, нужно погрузиться в атмосферу их мира. В этом помогают фото парафиновых отливок («отпечатки призраков»), доска Уиджи с ятями или масонские знамёна. И в самом конце — изъятые книги, документы и личные дела ЧК и НКВД. Репрессии против эзотериков были частью сталинской политики, так под раздачу попало и художественное направление. Антропософку Римму Николаеву, скульптора, арестовали, допросили и расстреляли, как и мистика Бориса Зубакина или Юлиана Щуцкого. Исааку Иткинду на допросе выбили зубы, отбили барабанные перепонки, переломали ребра и сослали в Сибирь. Сергей Калмыков добровольно уехал в Алма-Ату, где вел тихую жизнь городского сумасшедшего.

Путешествие на Восток, пусть и советский, вообще было для мистиков неплохим решением до определённого времени. Так появляются советские «самаркандские прерафаэлиты»: Даниил Степанов, Усто Мумин и Алексей Исупов. Исупов и Степанов успели сбежать в Италию, а вот Мумина отправили в лагеря. Достаточно посмотреть на изображение им узбекских мальчиков, чтобы понять, за что.

Масштаб кураторской работы сложно переоценить (сколько мы знаем выставок, где экспонаты из Эрмитажа и домов-музеев соседствуют с бумагами из архива ФСБ?). А на десерт — сухаревские «гипнотические сеансы» и танцевальные перформансы, навеянные «кружениями» Гурджиева.

Тема «параллельного искусства», включая советский арт-брют, ещё плохо знакома широкой российской публике и остаётся от этого весьма привлекательной. Выставки подобного рода похожи на работу археолога. Очень бы хотелось, чтобы «Гараж» продолжал в том же духе.
источник
Кристина Потупчик
krispotupchik
«Мы храним наши белые сны».
Другой Восток и сверхчувственное познание в русском искусстве. 1905-1969
Музей «Гараж»


Наверное, это сейчас лучшая выставка сезона после Дали и точно одна из самых важных. Кураторы Екатерина Иноземцева и Андрей Мизиано проделали титанический труд. Все проекты, которые работают в «Гараже» сейчас, очень мощные. И «Секретики» про российский андеграунд, и Липскомб с Маккензи, и то, как Моника Сосновская смогла согнуть шуховский гиперболоид, я вообще не понимаю, но эта хреновина оставляет очень сильное впечатление.

«Сны» — это полноценная выставка-исследование. Так в истории искусства сложилось, что из всех ранних художественных направлений СССР внимания заслужил только авангард, который убил товарищ Сталин, а потом случился соцреализм. Но если учесть, скольких убил товарищ Сталин, то кажется маловероятным, что он загнобил только одно художественное направление. Вот в «Гараже» можно узнать, что все-таки не одно. Оказывается, параллельно с авангардом росла и развивалась другая художественная традиция — про неё и выставка.

«Мы храним наши белые сны» — это строчка из стихотворения Андрея Белого, адресованного Сергею Соловьёву. Стихотворение мрачное, про грядущую священную войну двух пророков, что вообще-то для 1901 года само звучит как пророчество. Белый был мистиком (нормальное хобби интеллектуала его времени). Мистических объединений в Российской Империи и раннем Советском Союзе было предостаточно и среди этих антропософов, масонов и мартинистов, разумеется, были художники. Они и стали источником тех арт-практик, которым посвящена выставка.

Все начинается со странного механизма, созданного Александрой Сухаревой (у неё два проекта на выставке, хотя формально она, не будучи отправленной Сталиным в лагеря и вполне себе сейчас живой, не относится к исследуемому периоду), который позволяет создавать совместные работы, не имея прямого контакта между творцами. Это хорошая иллюстрация для всей выставки: хотя прямой связи между представленными вещами может и не быть, они все равно влияют друг на друга. Как, например, гвоздь из стены первого антропософского Гётеанума (его Андрей Белый хранил у себя) и портреты юношей Усто Мумина, бежавшего вместе с другими мистиками в советский Самарканд от репрессий.

Так как участники мистических и антропософских кружков не манифестировали себя как отдельную художественную группу через произведения искусства, а просто что-то такое ваяли, вырезали и рисовали как художники, то чтобы понять механизм влияния, нужно погрузиться в атмосферу их мира. В этом помогают фото парафиновых отливок («отпечатки призраков»), доска Уиджи с ятями или масонские знамёна. И в самом конце — изъятые книги, документы и личные дела ЧК и НКВД. Репрессии против эзотериков были частью сталинской политики, так под раздачу попало и художественное направление. Антропософку Римму Николаеву, скульптора, арестовали, допросили и расстреляли, как и мистика Бориса Зубакина или Юлиана Щуцкого. Исааку Иткинду на допросе выбили зубы, отбили барабанные перепонки, переломали ребра и сослали в Сибирь. Сергей Калмыков добровольно уехал в Алма-Ату, где вел тихую жизнь городского сумасшедшего.

Путешествие на Восток, пусть и советский, вообще было для мистиков неплохим решением до определённого времени. Так появляются советские «самаркандские прерафаэлиты»: Даниил Степанов, Усто Мумин и Алексей Исупов. Исупов и Степанов успели сбежать в Италию, а вот Мумина отправили в лагеря. Достаточно посмотреть на изображение им узбекских мальчиков, чтобы понять, за что.

Масштаб кураторской работы сложно переоценить (сколько мы знаем выставок, где экспонаты из Эрмитажа и домов-музеев соседствуют с бумагами из архива ФСБ?). А на десерт — сухаревские «гипнотические сеансы» и танцевальные перформансы, навеянные «кружениями» Гурджиева.

Тема «параллельного искусства», включая советский арт-брют, ещё плохо знакома широкой российской публике и остаётся от этого весьма привлекательной. Выставки подобного рода похожи на работу археолога. Очень бы хотелось, чтобы «Гараж» продолжал в том же духе.
источник
Кристина Потупчик
krispotupchik
«Мы храним наши белые сны».
Другой Восток и сверхчувственное познание в русском искусстве. 1905-1969
Музей «Гараж»


Наверное, это сейчас лучшая выставка сезона после Дали и точно одна из самых важных. Кураторы Екатерина Иноземцева и Андрей Мизиано проделали титанический труд. Все проекты, которые работают в «Гараже» сейчас, очень мощные. И «Секретики» про российский андеграунд, и Липскомб с Маккензи, и то, как Моника Сосновская смогла согнуть шуховский гиперболоид, я вообще не понимаю, но эта хреновина оставляет очень сильное впечатление.

«Сны» — это полноценная выставка-исследование. Так в истории искусства сложилось, что из всех ранних художественных направлений СССР внимания заслужил только авангард, который убил товарищ Сталин, а потом случился соцреализм. Но если учесть, скольких убил товарищ Сталин, то кажется маловероятным, что он загнобил только одно художественное направление. Вот в «Гараже» можно узнать, что все-таки не одно. Оказывается, параллельно с авангардом росла и развивалась другая художественная традиция — про неё и выставка.

«Мы храним наши белые сны» — это строчка из стихотворения Андрея Белого, адресованного Сергею Соловьёву. Стихотворение мрачное, про грядущую священную войну двух пророков, что вообще-то для 1901 года само звучит как пророчество. Белый был мистиком (нормальное хобби интеллектуала его времени). Мистических объединений в Российской Империи и раннем Советском Союзе было предостаточно и среди этих антропософов, масонов и мартинистов, разумеется, были художники. Они и стали источником тех арт-практик, которым посвящена выставка.

Все начинается со странного механизма, созданного Александрой Сухаревой (у неё два проекта на выставке, хотя формально она, не будучи отправленной Сталиным в лагеря и вполне себе сейчас живой, не относится к исследуемому периоду), который позволяет создавать совместные работы, не имея прямого контакта между творцами. Это хорошая иллюстрация для всей выставки: хотя прямой связи между представленными вещами может и не быть, они все равно влияют друг на друга. Как, например, гвоздь из стены первого антропософского Гётеанума (его Андрей Белый хранил у себя) и портреты юношей Усто Мумина, бежавшего вместе с другими мистиками в советский Самарканд от репрессий.

Так как участники мистических и антропософских кружков не манифестировали себя как отдельную художественную группу через произведения искусства, а просто что-то такое ваяли, вырезали и рисовали как художники, то чтобы понять механизм влияния, нужно погрузиться в атмосферу их мира. В этом помогают фото парафиновых отливок («отпечатки призраков»), доска Уиджи с ятями или масонские знамёна. И в самом конце — изъятые книги, документы и личные дела ЧК и НКВД. Репрессии против эзотериков были частью сталинской политики, так под раздачу попало и художественное направление. Антропософку Римму Николаеву, скульптора, арестовали, допросили и расстреляли, как и мистика Бориса Зубакина или Юлиана Щуцкого. Исааку Иткинду на допросе выбили зубы, отбили барабанные перепонки, переломали ребра и сослали в Сибирь. Сергей Калмыков добровольно уехал в Алма-Ату, где вел тихую жизнь городского сумасшедшего.

Путешествие на Восток, пусть и советский, вообще было для мистиков неплохим решением до определённого времени. Так появляются советские «самаркандские прерафаэлиты»: Даниил Степанов, Усто Мумин и Алексей Исупов. Исупов и Степанов успели сбежать в Италию, а вот Мумина отправили в лагеря. Достаточно посмотреть на изображение им узбекских мальчиков, чтобы понять, за что.

Масштаб кураторской работы сложно переоценить (сколько мы знаем выставок, где экспонаты из Эрмитажа и домов-музеев соседствуют с бумагами из архива ФСБ?). А на десерт — сухаревские «гипнотические сеансы» и танцевальные перформансы, навеянные «кружениями» Гурджиева.

Тема «параллельного искусства», включая советский арт-брют, ещё плохо знакома широкой российской публике и остаётся от этого весьма привлекательной. Выставки подобного рода похожи на работу археолога. Очень бы хотелось, чтобы «Гараж» продолжал в том же духе.
источник
Кристина Потупчик
Ну теперь точно ушёл
https://t.me/krispotupchik/1408
Telegram
Кристина Потупчик
​​Вчера все, кому не лень, обвиняли меня в недостаточном почтении к «бывшему шефу». Мол, ни одной апологии от меня не вышло, ни одного некролога, ничего.

Я видимо в какие-то особые фанфары должна была дуть при проводах Владислав Юрьевича в дивный новый мир, трогательные эпитафии писать. Вспоминать денёчки. Непременно в ностальгическом пароксизме дорисовывать его и без того уже демонический образ великого бунтующего гения, до, как минимум, мильтоновского Люцифера.

Особенно яро меня в этом обвиняли те, кто считают себя его жертвами. Якобы в каких-то затертых годах он лично портил им кровь и разрушал карьеры. И все как на подбор эти люди в то время были просто никем. Ну, разве что из школы Сурков их мог выгнать.

Это достаточно распространённый случай попытки вписать себя в историю через миф о Суркове. Да, он и сам любил этот миф о себе подпитывать, тщательно выбирая каналы доставки. Удачнее всего получилось с Варламовым: кабинет чиновника из администрации президента, заставленный книгами, портретом Тупака и…
источник
2020 February 19
Кристина Потупчик
Интересные криповые факты из семейств великих писателей.

В каждой семье есть свои традиционные способы решения проблем, которые считаются эффективными. Или, если угодно, своя стратегия. В одной капусту жарят для борща, чтоб был повкуснее. В другой — жену бьют, чтоб лучше вела хозяйство. «Эффективное решение проблемы» — очень неоднозначная вещь. Важно, что если кто-то в семье проблему решил определенным способом, то остальным домочадцам, когда они оказываются в схожей ситуации, вариант тоже может показаться единственным приемлемым.

Например, отец Эрнеста Хемингуэя, Кларенс, был вполне успешным консервативным врачом с практикой в пригороде Чикаго. Отношения в семье были вполне сносные, но когда начались финансовые проблемы и здоровье стало пошаливать, Кларенс застрелился. Мать Хемингуэя, хранительница очага, тогда послала сыну в Париж двустволку, которая помогла его отцу.

Как вы помните, сам Хемингуэй тоже застрелится из ружья. Там, правда, будет депрессия. Был у Хемингуэя и младший брат Лестер. Он очень уважал своего брата и даже написал книгу о нем. И так как всю свою жизнь подражал Эрнесту (но так ни в чем не преуспел), то находясь в депрессии, также застрелился.
На протяжении поколения все было спокойно, но уже в 1990 году внучка Хемингуэя, неудавшаяся актриса Марго, отдала дань семейной традиции, но вместо пули выбрала таблетки.

Вот еще пример: у Карла Витгенштейна, австрийского промышленника и отца Людвига Витгенштейна, философа, было еще четверо сыновей (и несколько дочерей, но с ними все было более-менее в порядке, нас они не интересуют). Сколько из них, как вы думаете, умерли своей смертью?

Ганс, старший, музыкальный гений, выпрыгнул из лодки, не вынеся несоответсвия мира его требованиям.

Курт, второй по старшинству, застрелился в самом конце Первой Мировой, не вынеся позора сдачи. Или просто морально утомившись.

Руди театрально выпил за столиком берлинского кафе отравленное молоко, не вынеся павшего на него позора подозрения в гомосексуальности.

Таким образом осталось два, один из которых, Пауль, прожил довольно бодрую жизнь, став пианистом-виртуозом. Правда, одноруким (руку ему отрезали на войне) и с сильной ненавистью к русским, в плен к которым он попал. Возможно, это его и спасло. Побывав в России и посмотрев, как несмотря на условия, люди живут и не кончают с собой, можно приобрести волю к жизни.

Берегите себя!
источник