-- А во-вторых?

-- Во-вторых?., и во-вторых то же самое.

-- А вы любите независимость? -- с усмешкой спросил ее собеседник.

-- Разумеется!

-- Но ведь в еврейской семье и замужем за евреем вы никогда иметь ее не будете и не можете иметь, при своих богатствах.

-- О, не говорите мне о евреях! -- перебила его Тамара. -- Никогда и никакой еврей не будет моим мужем, никогда!.. Мне душно в этом еврействе, я задыхаюсь в нем!.. Я хочу света, жизни, простора!.. А вы мне вдруг о еврейском муже!.. Да наконец, уж если так, то Бог с ним, с этим моим состоянием: я сумею и без него обойтись! Я кое-что знаю, кое- что умею делать, я могу сама работать, чтобы не быть в тягость мужу. Деньги, разумеется, не составят для меня уж такого особенного, непреоборимого препятствия, но... опять-таки повторяю вам, старики мои, их любовь ко мне, вот что! С этим как быть-то?

-- Надо пожертвовать ими.

-- Легко сказать, пожертвовать!.. А совесть?

-- А любовь? А счастье, спрошу я?.. Старики ваши уж и без того в могилу смотрят. Днем раньше, днем позже, им все равно один конец...

-- Да... так и подождемте до их конца, потерпим, не так ли? -- стремительно сжала Тамара руки своего друга. Ей показалось, будто желанный, примиряющий, средний исход из ее нынешнего безвыходного положения наконец-то найден: стоит только подождать до смерти стариков и тогда все само собой развяжется и устроится.

Собеседник ее на это только с грустной усмешкой покачал головой.

-- Вы, полагаете, -- сказал он, -- старики, прежде чем умереть, не постараются пристроить вас замуж?

-- Очень может быть, -- согласилась девушка. -- Но я могу ведь и не пойти, я могу не захотеть этого.

-- Гм!.. не захотеть!.. Как будто кто-нибудь станет еще справляться с вашим хотеньем!.. Сколько я знаю, у евреев это не принято: девушке помимо ее воли, а то и помимо ведома, находят жениха и просто, без разговора выдают ее замуж. Вам уже девятнадцать лет -- еще год, другой девичества, и старикам вашим, по еврейскому же обычаю, станет зазорно, что вы все еще сидите в девках, и тогда они, без сомнения, постараются выдать вас за первого мало-мальского подходящего человека. Разве не правда? Отвечайте откровенно!

-- Правда, -- тихо вздохнула Тамара.

-- Ну, вот то-то же! А они могут прожить еще и не год, не два, а двадцать лет, тогда что?.. Их-то век уже кончен, а пред вами ведь целая жизнь впереди... Целая жизнь!.. А вы так жаждете жизни и света, -- вы только что сами сказали это. Ведь, подумайте, оставаться со стариками, чтобы ждать у моря погоды -- это значит отказаться навеки и от жизни, и от простора; это значит убить, погрести свою душу и сердце и обречь себя на глупую жизнь, на растительное прозябание с каким-нибудь еврейским мужем, которого даже не вы сами себе выберите.

-- О, да!.. Это правда!.. Грубая, жесткая правда!.. Я не хочу этого! -- скорбно закрыла Тамара лицо руками.

-- В таком случае надо решиться на мое предложение. Иного выхода нет.

-- Да, но как решиться!..