-- Очень просто. Я говорил уже вам, да вы и сами знаете, что в нашем городе есть очень почтенная женщина -- мать игуменья Серафима. К ней, под ее крыло! Она нам поможет все это обделать и устроить как нельзя лучше!

-- Я вас не понимаю, -- вопросительно взглянула на него Тамара.

-- Чего ж тут не понимать! Все это очень просто. Вот видите ли, -- принялся разъяснять собеседник. -- Надо вам сказать, что, по моим хорошим отношениям к здешней губернаторше, я у этой матери Серафимы в большом фаворе; ну, а Серафима -- особа с весом, и не только здесь, но и в Петербурге, как бывшая фрейлина. Она ведь нарочно с той целью и посажена на окраине, чтобы "насаждать" и "укреплять" здесь православие. Стало быть и для матери Серафимы такая прозелитка, как вы, как раз на руку. С ее стороны, полагаю, ни в каком случае отказа не будет! Я хоть завтра же съезжу к ней, переговорю откровенно и подготовлю заранее, так что когда вы явитесь к ней, то все уже будет готово к вашему приему и вас там встретят с распростертыми объятиями.

-- ну и что же, -- недоуменно спросила девушка. -- Далее-то что?

-- Далее? Монастырь даст вам надежный, спокойный и безопасный приют до крещения, а вслед за крещением, я хоть в тот же день обвенчаюсь с вами. Все это может совершиться очень скоро: ведь при ваших знаниях и способностях вам не надо много времени, чтобы ознакомиться с нашим катехизисом и выучить наизусть Символ веры. Все это может устроиться через неделю, а еще через неделю вы уже будете моей женой.

-- Две недели! -- ужаснулась Тамара. -- Целые две недели!.. А что может произойти за эти две недели! Подумайте!..

-- Что там произойдет или может произойти, об этом нечего думать, -- нетерпеливо махнул рукой собеседник, -- надо только решаться на то или другое. Да наконец даже и такого срока не надо: я хоть завтра добуду вам катехизис, и вы постарайтесь только в течение этих дней прочесть его, и вытвердив наизусть "Верую", -- тогда ваше крещение мы устроим в монастыре через день-два, не далее.

-- Страшно... такой шаг! -- закрыв глаза и отрицательно качая головой, с тоской произнесла девушка.

-- Тамара! Вы опять за ту же песню! -- с нетерпеливой досадой укорил ее собеседник, дернув и крепко сжав ее руку. -- Этак мы никогда не кончим!.. Я наконец требую от вас решительного ответа. Да или нет? и если нет, то прощайте, нечего дольше мучиться!

Глубоко погруженная в раздумья, девушка молчала.

-- Да или нет, Тамара, да или нет? -- настойчиво повторял он, продолжая порывами стискивать ее руку.

Но ответом с ее стороны оставалось все то же неопределенное молчание, исполненное внутренней борьбы и скорби. Ее грудь высоко и медленно вздымалась под напором тяжелых затрудненных вздохов, как будто ей не хватало воздуха.

Мужчина еще около минуты выжидал молча.

-- Ну, Тамара, прощайте, -- с грустью и отчаянием в голосе проговорил он, наконец, в последний раз пожав и быстро выпустив ее руку. -- Бог с вами!.. Не поминайте лихом и будьте счастливы!

И с этим последним словом он решительными шагами пошел вон из беседки.

Тамара стремительно кинулась за ним вдогонку и удержала его у входа.

-- Да... да! -- прошептала она, -- останьтесь. Да!

И, припав к его плечу, девушка зарыдала горько, но тихо и сдержанно, как бы боясь нарушить звуком этих рыданий тишину ночи и тайну их свидания.

Он дал ей выплакаться и, бережно взяв за талию, молча довел до скамейки и снова усадил на нее, продолжая тихо и нежно ласкать и гладить головку девушки, пока не угомонились ее слезы.

-- Я верю в твою любовь, Тамара, -- заговорил он, наконец, когда она успокоилась и оправилась несколько. -- Да, я верю в нее, но, Боже, я не знаю, что дал бы, чтоб окончательно убедиться, что это твое да не есть минутная вспышка, что вся нерешительность, все сомнения и колебания твои уже миновали вместе с этим да и более не повторятся. Вот чего, убеждения-то этого мне и не хватает... А вдруг ты опять раздумаешь... тогда что?