Вспоминаем 19 августа 1991 года в Ленинграде. Далее все цитата.
Руководство среднее и высшее ничего не предпринимало и команд никаких не давало. Почему? Потому что сами не понимали, что делать. И пошла команда вниз: у кого есть право на ношение оружие 24 часа — оружие сдать. Второе — в моем, по крайней мере, подразделении было сказано: найти по бутылке бензина или керосина. А нет, так водки. Держать это рядом с сейфом. И в случае, если кто-то будет захватывать подразделение, обливать агентурные дела — личные дела агентов и доверенных лиц — и к чертовой матери все уничтожать. Это было устное указание-размышление. Первое, что мы начали обсуждать между собой, — мы не за путч и не против. Но почему мы сдались до того, как все начало происходить? Кто мы вообще? После подобных разговоров в курилке я собрал оперов — у меня их было 10–12 человек — и еще группу человек 20 омоновцев, и мы пошли на Невский. Вышли просто и стали разговаривать с жуликами, фарцовщиками. И никакого понимания мы не нашли. Потому что тем, кто жил подпольной жизнью на Невском проспекте, были абсолютно до фонаря все политические новости. Они занимались своей жизнью. Кто-то скупал валюту у иностранцев. Кто-то ломал какие-то деньги, кто-то впаривал какой-то ширпотреб. Люди занимались своим бизнесом — жизнь шла своим чередом. …
20-го же числа, когда началась вся буря, единственный, кто стоял на охране порядка, — это сотрудники ГАИ и патрульно-постовая служба. В первую очередь Адмиралтейского района. Просто отряды, которые интуитивно подтягивались к Мариинскому дворцу. Их было в три раза больше, но очевидно, что им было просто интересно. То есть, если бы спросили тогда какого-то сержанта, он бы так и сказал. Какие-то люди, какой-то путч, он на это просто смотрит, морды никому не бьет. Но фактически никто и ничего не делал. …
Очень интересно, как реагировал КГБ. Они когда поняли, что путч проигран, абсолютно искренне считали, что сейчас оперативники управления уголовного розыска по команде войдут к ним наверх и начнут их арестовывать. Они были абсолютно в этом убеждены. Что они сделали — и в этом случае это все же говорит о профессионализме госбезопасности. У них на первом этаже была специальная комната с печью для уничтожения секретной документации. Некоторые начальники подразделений дали команду своим сотрудникам собрать все документы по агентуре и уничтожить. Им эту команду не давали сверху, они сами ее родили. И вот стояла очередь сотрудников КГБ к этой печи. У них у каждого была пачка из примерно 10 папок. И они все их безо всяких актов об уничтожении сжигали.
Ирония и пафос
этой истории в том, что начинается она с того, что оперативникам говорят готовить бензин, а заканчивается тем, что госбезопасность сама решает сжигать агентурные документы. И вот это — атмосфера. И она удивительна тем, что мы говорим про людей, которые могут сделать все что угодно хорошее и все что угодно плохое.