Сегодня вечером мы все могли бы очутиться в гораздо более мрачном месте. Понятна реакция тех, кто предлагает не слишком радоваться условному приговору для невиновных. Но власть не могла унизить силовиков оправдательным приговором. Они ей нужней, чем художники. Тем более непокорные.
Но и художники с их поклонникам оказались ей до некоторой степени нужны. Реальные сроки Кириллу Серебренникову и его соратникам по «Седьмой студии» привели бы к такому разобщению политической власти и художественной интеллигенции, которого ни та, ни другая уже давно не испытывала. Причем разобщение это было бы в интересах не всего правящего конгломерата, а только его части.
Сравнительно мягкий приговор — результат, конечно же, упорства обвиняемых и их адвокатов. Но очень важным для него был художественный масштаб и артистическая слава Кирилла Серебренникова. Понятно, что при тех же условиях задачи, включающих промахи делопроизводства «Седьмой студии», судьба менее масштабных фигур была бы целиком в руках их гонителей. Но здесь ад буквально встретил того, кого не так легко оказалось проглотить. Это произошло именно благодаря масштабу и славе главного обвиняемого как художника.
Это само по себе должно заставить задуматься тех, кто повторяет, что Серебренникова никто не знает, и никому он кроме пяти моральных калек не нужен. Было бы действительно так, выдержать такой натиск не было бы никакой возможности.
Этот приговор в нынешнее время пропаганды классицистического лубка в качестве эталонного искусства — очень условное, но все-таки оправдание современного театра. Злорадствующие гонители не скрывали, что осудить режиссера надо не за то, что украл (в это и там не все верили), а что за большие деньги показывал голую фигу. По части голой фиги в консервативных кругах проходит всё, что отличается от учебно-производственного классицизма. И вот фига, за которую должны были примерно осудить, чтобы раз и на всегда всем неповадно, получает совсем не то, что предвкушали хранители художественных мумий.
Не хочется, однако, чтобы происшедшее упрощенно толковали как победу критически мыслящей интеллигенции или общества над государством. Её вклад значителен, но граница проходит не там. Огромная часть общества рада посадкам любых далеких и непонятных — не важно чиновников, бизнесменов или художников. С другой стороны, большое число людей, которых с легкостью и пренебрежением отбрасывают как чужих, внесли в облегчение приговора свой вклад. Они, к сожалению, не смогли предотвратить или остановить процесс, даже когда он начал разваливаться в суде, но если бы их просто не было, если бы они не обозначали свое мнение приватно и публично, исход мог быть совсем другим.
Нужно понимать, что это был процесс не только над режиссером, это был и внутриэлитный конфликт, передовая линия которого временно прошла по границе современного театра. Это была попытка публично осудить и осадить всех тех , кто позволяет такому театру существовать в столице России, дает ему деньги и премии, не следит за идейной чистотой, вообще всеми, кто не оставил мечтания о более современной, открытой, демобилизованной России. Поэтому среди подсудимых не только художники, но и чиновники. К сожалению, эта попытка удалась, тут всякие системные либералы не должны о себе думать слишком много. К счастью, она удалась только частично. В любом случае это не должно стать поводом для оппозиционно настроенных граждан смешивать в кучу всех неприятных им людей и превозносить исключительно приятных. Действия важнее личностей, и что важнее, чем кто.
Весь процесс над Серебренниковым напоминал дурной матч, где одна из команд постоянно переигрывает результат. Не понравилась одна экспертиза, назначили другую, Другая не устроила, назначили третью. Судья отправила дело назад в СК, сменили судью. При таких ресурсах у одной из команд, матч должен было кончиться ее победой. Но он окончился скорее вничью. Но в этой ничье есть привкус надменной милости невидимого, но уже не столь всемогущего зрителя.
