ЗАЩИТА ГЛЕБОВА
«Дом на набережной» Трифонова (1976) – это, конечно, великолепная, можно сказать великая проза, и по мастерству, и по глубине смыслов. Собственно, ничего супер-страшного (учитывая то, что мы уже знаем теперь о совке) в книге не происходит, но атмосфера там – сгущённо-инфернальная. Серо-бетонная, давящая, подавляющая, как сам дом, похожий на тюрьму.
Всё, конечно, держит, как магический кристалл, и заставляет работать образ Глебова. Если коротко, в чём суть повести? Что в центре? Взаимоотношения детей из советской элиты – кушающих, что угодно, читающих, что угодно, хорошо одетых, спортивных, идейных, тренирующих волю – и мальчика из городских русских низов, живущего рядом с домом-крепостью для избранных в двухэтажной халупе, в коммуналке, где опасные уголовные соседи и воняет керосином, дохлыми крысами и щами. Элитные мальчики не очень любят Глебова, а у него непростое отношение к ним, этим новым дворянам, нередко заносчивым и снобливым, надёжно защищённым своим положением (вспомним, как некий человек в фуражке и чёрном кожаном пальто чётко разобрался с местной уличной шпаной, посягнувшей на детей высокого начальства). На улице и в школе Глебов наблюдает своих элитных ровесников, у которых есть всё, а у него почему-то нет ничего – и это в условиях строя, кричащего на каждом углу о равенстве и социальной справедливости. Показателен совет, который даёт Глебову его неглупый и осторожный отец: не сближайся с этими мальчиками, у них своя жизнь. Отец был прав. Дом на набережной не принёс Глебову счастья.
Глебова, конечно, проще всего представить эдакой мелкой и слабой душонкой, завистником, приспособленцем и карьеристом, в решающий момент готовым слить своего институтского мэтра, профессора Ганчука (в 70-е критики придумали даже такой ярлык – «глебовщина»). Однако справедливо ли Глебова, выходца из простых смертных, делать сгустком зла? Да, он слабоволен, да, им владеет страх, хребет его легко гнётся, но суть не в этом – героев тогда вообще было мало. Сам же автор повести начинал с вполне советского романа «Студенты», удостоенного Сталинской премии. В Глебове ли всё дело?
Литературовед Ганчук, напомню, попадает под каток разборок в советской науке конца 40-х. Однако сам он, Ганчук, в своё время идеологически укатал довольно многих, а ещё ранее, в годы гражданской войны – и просто поставил к стенке. Расстреливал. А потом пошёл по части литературоведения. Типичный советский образованец. То есть, получается, в конце 40-х Ганчук оказался жертвой той самой системы, которую сам же и создал. И вот как быть в такой ситуации Глебову, который вхож в дом Ганчука, близок с его дочерью и, разумеется, имеет соответствующие моральные обязательства, и при этом видит, поскольку не дурак, что расправа над Ганчуком – по существу, разборка среди своих? Глебов не хочет быть в ней разменной монетой. Он видит, что профессора неизбежно закопают, утопят в любом случае, и что, кроме того, Ганчук такой же марксистский долбодятел, начётчик, автор скучных книг, как и его оппоненты. Глебов жестоко страдает, мечется, тянет до последнего, доходит чуть ли не до бреда, но в то же время не хочет сгинуть, погубить свою жизнь в общем-то чуждой ему схватке. Отчуждённость Глебова от дома на набережной - именно этим объясняется та ненависть, которую жена Ганчука, коммунистка Юлия Михайловна, испытывает к Глебову: он ЧУЖОЙ. он НЕ НАШ. Юлия Михайловна сие называет – «буржуазный». Она не доверяет мальчику из нищих низов, который так зорко подмечает роскошь советско-элитной жизни, все эти хорошо пахнущие лифты с зеркалами, строгих вахтёров в картузах, американские куртки на молниях. Чтобы как-то объяснить себе чуждость, постороннесть Глебова, Юлия Михайловна решает считать его подонком, подлецом. Наклеивает ярлык. Так ей, высокоидейной и обеспеченной советской интеллигентке, понятнее.
Но Глебов не подонок, не урод, он способный, но не героический мальчик из народа, попавший в жернова уродливой советской жизни, неумолимо зажёвывающей и ломающей людей.
