Поскольку сегодня суббота и я целый день никуда не вылазил, решил вам рассказать о своей попытке учавствовать в NaNoWriMo. Это писательский марафон, который длится в течение ноября и ставит простую цель — 50 000 слов за месяц.
Уже 12 число, поэтому можно и промежуточные итоги подвести. Я в этом году решил не оставаться в стороне, в полной готовности установил себе Scrivener и погнал писать. Подходил к делу с энтузиазмом и нулевой подготовкой, поэтому в первый день передо мной был лишь пустой экран: никаких сценарных наработок или продуманной концепции, только суматошные мысли и желание что-то написать. И я писал — честно выполнял и даже обгонял суточную норму примерно неделю. Однако вместе с тем появлялись поводы для беспокойства. Объясню какие.
- Сейчас у меня есть примерно 15 схем, по которым может развиваться сюжет, причем это лишь половина запланированного действия и ни одна мне не нравится.
- Точно так же ужасно я воспринимаю каждое написанное предложения, борюсь с желанием выделить и удалить все к чертям.
- Писать после 10 000 слов, когда закончились темы для внутренней рефлексии и даже остроумные замечания об окружающем мире оказалось невыносимой пыткой.
Лучше бы я оставался простым читателем, а не ввязывался в такую инициативу, головной боли получил бы меньше. Но что поделать, постараюсь мучиться дальше. По такому поводу процитирую одну из моих любимых (сейчас побегут отписываться) книг, которая называется «Моё дело»:
“Я пристраиваю стул и лампу. В коробке нахожу тетрадь и вырываю несколько двойных листов, разворачивая их в формат «больших» (А4). Промываю авторучку и заправляю, чернила черные. Справа определяю подручное место чашке с чаем и пепельнице. Коробок спичек кладу рядом с пачкой «Шипки». И в половине двенадцатого сажусь, закуриваю, отхлебываю, беру ручку и начинаю писать.
Я чувствую себя просто прекрасно. В груди приятный холодок предстоящих дел. Больших и долгожданных.
11 НОЯБРЯ 1973 ГОДА. Вот она, дата, как забыть.
Слегка замедляюсь, составляя мысленно первую фразу. Ну, чтобы правильный настрой, и вообще. Задумываюсь даже над первой фразой.
Сигарета докурилась, а фраза какая надо не идет. Тормозится.
…Через полчаса я был в ужасе. Я не мог написать ни единого слова!
Все фразы получались банальные, тупые, неинтересные, штампованные. В них не было духа, не было куража, не было стиля, никакого блеска, да вообще ничего в них не было. А надо ведь — чтоб цепляло, чтоб без штампов, чтоб энергетика ударила, чтоб просто без кружев и мелихлюндий: правда, сила, чистота. Я засел в половине двенадцатого, боясь, что захочу скоро спать. К часу ночи я был измочален, футболка пропотела, в горле саднило от табака, на листе не было ни слова.
— Спокойно, — сказал я и полез в свои книжные картонки. Ну, хорошо — сейчас посмотрим, как писали те, кто умел.
Я читал Паустовского, и я читал Бабеля. Я читал Хемингуэя, и я читал Лондона. Хозяйского было четырнадцатитомник Чехова в углу. И я их читал, и я смотрел зачины их рассказов, и я все видел, и ничего не понимал. И, начитавшись, я пересаживался с диванчика за стол, и брал ручку, и закуривал, и потел, и через десять минут садился обратно читать.
У меня был сюжет. Материал. Герои. Я все видел и слышал, я все знал. Оставалось только выразить словами тот рассказ, который уже был готов внутри меня. И он не рожался, не выражался, не лез никаким каком.
К четырем я перестал соображать. Я потерял свой нерв. Мне было страшно. А что, если я не могу???!!! Это крах жизни.
Перед тем, как обрубиться, я довел до себя на уровне решения и осознания: ладно; завтра продолжим; я буду писать это неделю; или месяц; или год!!! или десять лет. Но в конце концов я напишу рассказ. Я буду писать десять лет, но через десять лет я напишу хороший рассказ, такой, как я хочу.
В конце концов, достаточно за всю жизнь написать всего несколько таких рассказов, как Бирс, или Андерсон, или Бунин, или Бабель, чтобы сделать свое и остаться в литературе. (Так я тогда думал.)
На завтрашнюю ночь я написал два предложения.”
