Монолог координатора петербургского отделения Леши Безрукова о том, как его во время допроса кормили блинами и пели ему военные песни. После митинга 23 января он проходит свидетелем по делу о перекрытии дорог (УК 267).
Я проснулся в 7”40 утра от звонка в дверь. Мы услышали, что это полиция, я пошел в свою комнату и написал в чаты, что ко мне пришли. Менты говорили, что в соседнем доме произошло ограбление и нужны понятые. Родители открыли дверь, после чего вошедшие сказали, что они с обыском, а я теперь свидетель по уголовному делу.
Я закрылся не в той комнате, в которой был ноутбук и они несколько раз заходили в мой аккаунт в телеграме. Родители говорили, что я не проживаю в этой квартире, но полицейские все равно решили провести обыск, поэтому я к ним вышел. Их было пятеро.
Когда я сел читать еще не заполненный протокол об обыске, догадался включить диктофон, но они попросили положить телефон на тумбочку – после этого воспользоваться им уже не удавалось. Обыскивали квартиру по часовой стрелке: ванна, кухня, гостиная. Открыли ноутбук моей мамы, она им показала историю поиска и они не стали его забирать. Мне предложили поступить так же, но я не согласился. Но они не ругались, не орали, были очень лояльны. Один сидел с бабушкой моей разговаривал. Я говорю: «Не надо душу изливать менту». Он обижался: «А я что, не человек что ли?».
В моей комнате они осмотрели вообще все. Телевизор у меня smart-TV, я его включил и показал им, что там ничего нет. Аналогично и с приставкой PlayStation. Вскрывать они не стали. В целом, обыскивали не дотошно, подушки не вспарывали.
Они нашли много агитки, но старой. Сняли плакат со стены с марша памяти Немцова. Еще у меня пропал петличный микрофон, возможно, я его потерял, но обычно он лежит только в двух местах, а теперь нигде нет.
После этого они все упаковали и обещали отвезти меня в 8 отдел и через полчаса-час отпустить. Когда шли с полицейским, он сказал:
– «Чувствую себя как инквизитор. Веду на расстрел».
Спрашиваю:
– «Как ощущения?».
– «Отвратительные».
Другой полицейский также вступает в диалог:
– «А у меня хорошее настроение».
Когда подошли к машине, один говорит:
– «Ты с нами очень надолго. Сейчас поедем до восьмого, потом дальше, потом и до Захарьевской доедем».
Я стою и думаю, ну и жуть.
Приезжаем к 8 отделу, выходит старший лейтенант и отдает честь следаку, а он достает удостоверение и говорит:
– «Кабинетик нам предоставь».
Мы приходим, садимся, я понимаю, что сейчас будет допрос, говорю, давайте начнем. В ответ он спрашивает у меня, хочу ли я есть. Я соглашаюсь на чай. Через полчаса они привезли мне из теремка два блина с ветчиной и сыром и чай. А мне кусок в рот не лезет, стресс, тошнит.
А они кушали, потом следователь ушел из кабинета на полтора часа. Вернулся, я говорю: «Ну что, когда допрос?», а он в ответ предлагает пообедать. Потом он опять вышел, помощник следователя меня спрашивал, какую я музыку люблю. Я отвечаю, что электронику, а он говорит, что любит военные песни и начинает их напевать.
Потом следователь пришел и спросил:
– «Ты не будешь давать никаких показаний, с тобой же неинтересно?».
Он начинает мне перечислять людей из расстрельного списка. Не тот, который адвокат Соболь выкладывал, а другой. Потом следователь удалился еще на час. К 14-15 часам он подошел:
– «Будет допрос с пристрастием»
– «Что это значит?»
– «Сейчас узнаешь».
Пауза, он на меня смотрит и спрашивает:
– «Говорить будешь?»
– «Нет».
– «Ну ладно, тогда пишу, что отказываешься от показаний».
И меня вывели.
Я остался без телефона и ноутбука. Спасибо всем, кто скинул средства на новый смартфон. Один из донатов, правда, был странным. Имя отправителя на одну букву отличалось от имени помощника следователя – Мирослава Вайсберга. Пришел 121, 80 р с подписью: «поддержка от обысков».
