Январская научная повестка получилась очень прикладной, буквально в жанре "что делать центробанкиру". Во-первых, написал про статью Апарисио и Ригобона про квантовые цены, о которой не так давно писал The Economist. Квантовыми ценами авторы назвали обнаруженный ими в данных феномен, когда фирмы группируют цены на тысячи товаров в нескольких дюжинах ценовых точек (299 рублей, 999 рублей, 1999 рублей), и товары при повышении цены просто прыгают на следующую ценовую точку вверх. Новые товары тоже вводятся в какую-то точку из уже существующих. Таким образом, скачки цен оказываются зашумленным показателем инфляции, для оценки которой нужна большая корзина товаров. Объяснить такое поведение фирм может поведенческая модель принятия решений покупателями.

Во-вторых, рассказываю про статью Шан-Цзинь Вэй (рассчитываю пообщаться с ним лично в мае) об оптимальной денежно-кредитной политике в мире глобальных производственных цепочек. Оказывается, чем сильнее страна вовлечена в глобальное разделение труда, тем больше центробанку следует ориентироваться на индекс цен производителей, а не только на индекс потребительских цен.

Но настоящий хит января - статья Оскара Жорда, Алана Тейлора и Санжая Сингха о долгосрочных эффектах денежно-кредитной политики. Многие из нас помнят из университетских лекций, что денежно-кредитная политика не влияет на долгосрочный выпуск, который определяется совокупным предложением, но иногда упоминался эффект гистерезиса. Жорда с соавторами построили новую базу длинных макроэкономических рядов и с помощью оригинальных инструментальных переменных показали: эффект гистерезиса есть, и работает он совсем не так, как вы могли бы подумать. Долгосрочные эффекты денежно-кредитной политики - одна из самых интересных тем в монетарной экономике последних пяти лет, исследователи активно пытаются соединить новокейнсианскую модель с моделями из теории экономического роста (обычно с эндогенным ростом в стиле Пола Ромера). С теоретической точки зрения в статье, к сожалению, всё немного печально, но эмпирика выглядит настолько убедительно, что игнорировать её невозможно. Думаю, что лет через десять анализ долгосрочных издержек от денежно-кредитной политики станет стандартом в прикладных моделях центробанков.

И к важным новостям 😍

Социал-демократия вместо демократического социализма

Профессор MIT и один из самых цитируемых современных экономистов Дарон Асемоглу написал колонку о различиях социал-демократии и демократического социализма. Растущие шансы Берни Сандерса стать кандидатом в президенты от Демократической партии привлекают внимание к ядру его сторонников из Democratic Socialists of America (в этой организации состоит и Александрия Окасио-Кортез).

С точки зрения Асемоглу демократический социализм – идеология, которая рассматривает рыночную экономику как фундаментально нечестную, несправедливую и неисправимую, а решение видит в уничтожении частной собственности на средства производства. Но такое уничтожение не может быть достигнуто демократическими методами, что Асемоглу показал в своей новой книге «Узкий коридор» на примере множества латиноамериканских стран.

В качестве альтернативы демократическому социализму Асемоглу видит социал-демократию, которая пытается исправить недостатки рыночной экономики, снизить неравенство, и повысить уровень жизни самых бедных. Социал-демократия при этом регулирует рыночную экономику, а не замещает её. Успехи социал-демократии Асемоглу иллюстрирует историей Социал-демократической партии Швеции. СДПШ и её лидер Яльмар Брантинг ориентировались не только на рабочих, но и на средний класс, а средством достижения общественного согласия считали коллективные договора о зарплате. Профсоюзы и бизнес договаривались о зарплатах, а государство инвестировало в образование и навыки работников.

Инвестиции в образование приводили к сжатию зарплат: если у многих людей есть необходимые для работы навыки, то разрыв в зарплатах между теми, у кого навыки есть, и теми, у кого их нет, не может быть большим (иными словами, Швеция выигрывала в гонке между образованием и технологиями). Кроме того, когда зарплаты установлены на уровне отрасли, любое усовершенствование технологического процесса увеличивает прибыль фирмы, что стимулировало рост производительности. Согласие между бизнесом и рабочими было разрушено воинственными профсоюзами в 1960-е годы, и до 1990-х годов демократический социализм подрывал производительность шведской экономики. К сожалению для США, шансы Элизабет Уоррен, кандидатки от социал-демократии, сегодня выглядят призрачными.

Загрязнение воздуха ухудшает когнитивные способности

У изменения климата есть ещё одна неприятная сторона: сопутствующий ему рост загрязнения воздуха. Врачи знают, что микрочастицы PM2.5 в воздухе вызывают рак лёгких и сердечно-сосудистые заболевания. Хуан Паласиос из MIT совместно с коллегами из Маастрихтского университета обнаружил, что грязный воздух влияет на когнитивные способности. Экономисты изучали шахматные партии одних и тех же игроков в разных городах и сравнивали ходы шахматистов с ходами компьютерной программы. Рост концентрации микрочастиц на 10 мкг/м3 в воздухе города, где игралась шахматная партия, увеличивает вероятность ошибочного хода шахматиста на 26,3%. Вероятность растёт, если ход нужно делать в условиях цейтнота.  На сайте AEA можно посмотреть короткое интервью Паласиоса о его исследовании: https://www.aeaweb.org/conference/videos/2020/juan-palacios

Эволюция Центральных банков после 2009 года.

Мировой финансовый кризис поменял и макроэкономику в целом, и действия Центральных банков. Как минимум, финансовая стабильность стала важной частью их мандата.

Коллеги посмотрели, что происходило в 14 ЦБ развитых стран в 2007-2018. Конечно, изменений было много, но основные детали выглядели так:

1) Таргетирование инфляции стало более чётко выраженным. Например, ФРС в 2012 объявил свои 2% как цель, а другие банки удалили интервалы вокруг цели. При этом достижение таргета формулируется в "среднесрочном" периоде, а не каждый год или тем более месяц.

2) Финансовая стабильность становится отдельной частью мандата ЦБ.

3) Forward guidance: ЦБ часто старались говорить про свои будущие действия по ставкам и другим возможностям монетарной политики.

4) Набор возможных инструментов тоже расширился. И ломбардные списки стали шире, и сильно увеличились активы ЦБ - с 16% в 2007 до 38% в 2018.


Главный вывод: ЦБ очень сильно изменились за десять лет. Большинство из них придерживаются низких целей по инфляции (около 2%), и внимательно следят за финансовой стабильностью - в терминах и банковского сектора, и других крупных участников рынка (пенсионные фонды и т.п.).

Инфографика от The Economist, количество сотрудников в центробанках мира согласно Central Banking Directory 2020. The Economist ругает ЕЦБ и ФРС, пишет, что сотрудников в них слишком много.

Россия на график не попала, потому что последняя запись для России в директории за 2018 год: тогда в Банке России работало 52 600 человек. Это больше, чем во всей Еврозоне (национальные центральные банки внутри Евросистемы и ЕЦБ вместе взятые). Людей в Еврозоне при этом живёт в два раза больше, чем в России. России есть куда расти: в Народном Банке Китая работает 125 000 человек.

Рынок акций и вождение?!

Бывают исследования, в которые просто не хочется верить, и механизм в которых непонятен.

Одно описал Даниил Шестаков (https://t.me/growthecon/372). Прямо не хочу верить в связь грязного воздуха и качества ходов, очень хочется докопаться до "истинной причины". Может, до грязного города дольше добираться, и поэтому шахматисты сильнее устают? Или там часовой пояс неудачный? Не знаю.

А вот другой пример. Коллеги утверждают, что движение рынка акций оказывает мгновенное влияние на способности водителей машин. При снижении доходности растёт количество фатальных инцидентов на дороге! Причем эффект довольно большой по размеру.

Я не верю, мне прямо очень сильно кажется, что дело в другом. Например, в ухудшении экономической обстановки, это логично может привести к нервному состоянию водителей и снижению рынков. Третий фактор ну прямо должен играть роль.

Выводов два:

1) Смотрите "Джентльменов", не смотрите "Джокера", не снижайте радость от жизни;

2) Не обращайте внимание на краткосрочные колебания рынков, будьте долгосрочными инвесторами.

Резкий рост неопределенности - время поговорить об экономических эффектах неопределенности и о том, что она означает. Даниил Шестаков @growthecon с подборкой новых научных статей: каким образом неопределенность может поддерживать экономическую активность (бывает и такое); как неопределенность в сообщениях центробанков влияет на ожидания рынка; а также - как рассчитать цель по инфляции и почему она может оказаться заниженной.
https://econs.online/articles/opinions/ekonomicheskiy-effekt-neopredelennosti/

Чтение на выходные: новая «Научная повестка» с обзором самых важных  публикаций от Даниила Шестакова @growthecon
• Как эффект антикризисного фискального стимулирования можно усилить при помощи консервативной монетарной политики – как целенаправленной, так и вынужденной, обусловленной низким уровнем процентных ставок в развитых экономиках;
• Чем дополнить данные по безработице, которые зачастую не точно описывают ситуацию на рынке труда;
• Почему у женщин инфляционные ожидания обычно выше, чем у мужчин.
https://econs.online/articles/opinions/usilennoe-stimulirovanie-ekonomiki-novaya-mera-bez/

Как рынок воспринимает неожиданные решения по ставке, почему инфляция стала менее чувствительной к колебаниям делового цикла и может ли неопределенность быть полезным инструментом центрального банка: новая «Научная повестка» с Даниилом Шестаковым @growthecon об исследованиях о современной денежно-кредитной политике.
https://econs.online/articles/opinions/syurprizy-monetarnoy-politiki-poteryannaya-inflyatsiya/

В новом выпуске «Научной повестки» много интересного: и как смотреть на сюрпризы денежно-кредитной политики – как на шоки или как на реакцию на новости, и про «тёмные искусства» неопределённости. Но мне методологически больше всего нравится статья Дель Негро, к рассказу о которой было больше всего редакторских правок.

Работа Дель Негро с соавторами по своей структуре похожа на недавнюю статью Ауэрбаха, Городниченко и Мёрфи о фискальных мультипликаторах, о которой я писал ранее. На первом этапе выявляется набор стилизованных фактов с помощью чисто макроэконометрических методов – векторных авторегрессий, или, в случае Городниченко, двухшаговой регрессии с инструментальными переменными. Такие стилизованные факты Эми Накамура и Ион Стейнссон (Беркли) называют портируемыми статистиками: это могут быть как наблюдения о поведении переменных и их взаимосвязи, так и отклики переменных на шоки, которым приписывается причинно-следственная интерпретация. На втором шаге портируемые статистики используются для DSGE-модели, которая объясняет стилизованные факты с помощью содержательного экономического механизма.

Такой подход несколько отличается от того, что было популярно в центробанках и академии в последние два десятилетия: макроэконометрические отклики либо механически использовались для подгонки моделей (DSGE-VAR), либо портируемые статистики просто подставлялись в качестве априорных значений для больших моделей, которые затем оценивались по Байесу.

С распространением этого подхода может измениться роль DSGE-моделей в центробанках: если раньше большая модель была ядром для построения сценарных прогнозов, то в будущем DSGE может стать лишь одним из множества инструментов: у центробанка будет отдельная DSGE для рынка труда, отдельная для фискального импульса и так далее. Отчасти такой подход неизбежен, потому что экономистам всё труднее понимать внутренние механизмы работы очень больших моделей, которые пытаются детально учесть множество секторов (различные категории рынка труда, различные типы активов домохозяйств, банки, рынок жилья и так далее), каждый из которых должен удовлетворять критике Лукаса, а шоки – иметь содержательную интерпретацию внутри модели.

Как прогнозировать нобелевскую премию по экономике?

Каждый год в первую неделю октября экономисты гадают, кто получит нобелевскую премию по экономике. Давайте я научу вас, как гадать.

Шаг 1. Берете списки кандидатов, которые обсуждались прошлые пять лет. Вычеркиваете из списков тех, кто получил, и тех, кто не дожил. Например, Пол Ромер, нобелевскую премию которому экономисты предсказывали с начала 2000-х годов, получил её в 2018 году «за включение технологических инноваций в долгосрочный макроэкономический анализ». А Альберто Алезина, который безусловно заслуживал нобелевскую премию за исследования политической экономики (шутники с задних рядов уже кричат «за открытие expansionary austerity») - не дожил.

Шаг 2. Вычеркиваете из списков тех, кто должен был получить нобелевскую премию вместе с кем-то, кто получил. Например, Филип Агийон заслужил премию за модели эндогенного экономического роста, а Мартин Вейцман - за экономику климата. Но мы не дождались отдельного «климатического нобеля» и отдельного «эндогенного нобеля»: комитет в 2018 году решил дать общую премию Уильяму Нордхаусу и Полу Ромеру.

Тем не менее, если жить долго, можно дождаться премии. После премии Полу Кругману в 2008 году сильно понизились шансы получить премию тем, кто вместе с Кругманом создавал новую теорию торговли. Но прошло 12 лет - и долгожители Элханан Хелпман (74) и Авинаш Диксит (76) снова появляются в списках возможных кандидатов. Экстремальный пример: Лукас получил премию в 1995 году, Прескотт в 2004, а Сарджент - в 2011, но, со всеми оговорками, это должна была быть одна премия. Так что у 64-летнего Агийона есть шанс дождаться своей нобелевской премии за экономический рост (вместе с Чадом Джонсом и Дароном Асемоглу?). Есть ли они у 76-летнего Роберта Барро? Долгих лет жизни, конечно.

Многие из потенциальных лауреатов сделали открытия в разных областях, поэтому хотя по факту им дадут «за всё», номинально дать могут за разное и в разных комбинациях. Дарон Асемоглу может получить премию «за рост», «за институты» или (маловероятно, но всё же) «за экономику труда». Джошуа Ангрист может получить премию «за экономику труда» или «за эконометрику». Андрей Шлейфер может получить премию «за поведенческую экономику», «за финансы», «за экономику и право» (но самого вероятного поведенческого нобеля Шлейферу и Рабину, наверное, придётся ещё подождать).

Шаг 3. Нобелевский комитет любит разнообразие. Маловероятно, что в соседние года будут давать премию в одной и той же области экономики. В прошлом году дали премию за экономику развития, а в позапрошлом - за экономический рост? В этом году повышаются шансы премии теоретикам, эконометристам и финансистам. Если всё же дадут макроэкономистам - то не за рост, а за исследования делового цикла. В прошлом году дали сразу трём? В этом году лауреат будет один, максимум - двое.

Кто получит нобелевскую премию по экономике в 2020 году?

Я бы сделал такие прогнозы, от более к менее вероятным:

1. За экономику труда: Джошуа Ангрист, Клаудиа Голдин и Дэвид Кард (и Лоренс Кац?)

2. За аукционы: Пол Милгром, Дэвид Крепс и Роберт Уилсон (и Ариэль Рубинштейн?)

3. За статистический анализ временных рядов: Дональд Эндрюс и Питер Филлипс (и Пьер Перрон?)

4. За международную торговлю (в год торговых войн!): Джагдиш Бхагвати, Элханан Хелпман и Джин Гроссман (и Марк Мелиц?)

5. За исследования кризисов (в коронакризисный год!): Морис Обстфельд, Кармен Райнхарт и Кеннет Рогофф

6. За монетарную экономику: Бен Бернанке, Жорди Гали и Майкл Вудфорд (и Нобухиро Кийотаки?)

7. За исследования делового цикла: Оливье Бланшар, Дэвид Ромер и Грегори Мэнкью

Компания Clarivate Analytics на основе цитат прогнозирует:

1. За нестационарные временные ряды: Дэвид Дики, Уэйн Фуллер и Пьер Перрон. Тест Дики-Фуллера знает каждый экономист, но маловероятно, что Перрону дадут, а его научному руководителю Филлипсу - нет.

2. За экономику труда: Клаудиа Голдин. Многие ждут более чем заслуженной соло-премии Голдин за исследование разрыва в зарплатах между мужчинами и женщинами. Мне кажется, что если давать соло-премию сейчас, то или Голдин, или Бланшару.

3. За эмпирический анализ отраслевых рынков: Стивен Берри, Джеймс Левинсон и Ариэль Пакес. Пора бы.

Пол Милгром и Боб Уилсон получают нобелевскую премию по экономике за теорию аукционов! Заслуженная и давно ожидаемая премия. На прошлой неделе Тайлер Коуэн написал колонку, где назвал премию по экономике anticlimactic - вот дали Ромеру, и никто не обрадовался, 20 лет ждали эту премию. С премией Милгрому та же история. Зря так пишут: когда давно заслуженную премию дают, надо радоваться.

Их называли «бандой четырех» за общие интересы и верность Стэнфорду: четверка стэнфордских экономистов вернула былую славу факультету, который в 1980-х один за другим покидали и молодые, и именитые ученые. Двое из этой четверки, Роберт Уилсон и Пол Милгром, на этой неделе стали лауреатами Нобелевской премии. Ранее еще двое учеников Уилсона стали нобелевскими лауреатами, а сейчас в пик исследовательской активности вступает третье поколение стэнфордских теоретиков.

Теории Уилсона и Милгрома нашли самое непосредственное практическое применение и приносят компаниям и государствам миллиарды долларов.

Как придумать величайший аукцион в истории, как при помощи теории игр исследовать репутацию, улучшать распределение ресурсов и даже назначить свидание: о жизни, исследованиях новых нобелевских лауреатов и о применении их идей на практике – в статье Даниила Шестакова @growthecon

https://econs.online/articles/opinions/kak-prodat-vozdukh-za-100-mlrd/

Нобелевская премия по экономике 2020: полезные ссылки и горячие скандалы

Кажется, это называется 24-часовой новостной цикл? Только я закончил в понедельник вечером писать про новых нобелевских лауреатов, как во вторник утром Банк России выпускает доклад о цифровом рубле, и тема «нобелей» уходит на второй план. Всё равно обязательно почитайте мой большой текст на ЭКОНС: там про проклятие победителя, сотни миллиардов долларов и настоящую любовь. Тексту очень помогла редактура Маргариты Лютовой и долгие разговоры с Алексеем Суздальцевым (Боб Уилсон слушал защиту его диссертации в Стэнфорде!). Все оставшиеся в тексте ошибки и глупости, конечно, на моей совести.

На РБК прокомментировал премию совсем коротким абзацем, зато в хорошей компании - в статье Павел Андриянов и Рубен Ениколопов, оба они, конечно, знают об аукционах намного больше меня. В начале статьи на РБК авторы немного неточно написали о том, что такое проклятие победителя, о чем пишет Константин Сонин: причина проклятия победителя не в том, какой формат у аукциона (голландский или английский), а в наличии общих ценностей - по сути, в том, что участники аукциона сами точно не знают, насколько им нужен лот, пока не получат его.

В другом посте у Сонина роскошная подборка ссылок про аукционы, в том числе на уже классические учебники, по которым я учился в РЭШ (Кришна, Клемперер, Милгром). К этим ссылкам я бы добавил книгу Джейсона Хартлайна Mechanism Design and Approximation и лекции по алгоритмической теории игр Тима Рафгардена. О новых лауреатах много полезных ссылок у Тайлера Коуэна (раз, два) и Алекса Табаррока, очень хорошо написал Кевин Брайан.

Тем временем, в твиттере разгорается скандал: известный исследователь неравенства Бранко Миланович и популярный анонимный аккаунт Unlearning Economics почти одновременно написали твиты о том, что не знают, кто такие Милгром и Уилсон, и что премии они не заслуживают. Экономисты обиделись и удвоили количество твитов с разъяснениями того, за что дали премию, а также стали шутить в духе «академик спрашивает, в чем значение работ Милгрома, отправляя свой твит по частоте, которую распределили на аукционе, в то время как сотни распределенных на аукционе рекламных твитов сражаются за его взгляд в ленте». Миланович считает по-настоящему важным вопросом быстрый экономический рост в Китае. Ему тут же ответили, что институциональная экономика китайского экономического чуда - она про ограничения и стимулы бюрократов (как у Инжи Чена и Жерара Ролана, можно подробнее почитать в учебнике Ролана) и моделируется байесовскими играми. А секвенциальное равновесие для таких игр придумал Уилсон. Не думаю, что Бранко этот аргумент убедит: он явно невысокого мнения об институциональных объяснениях для китайского экономического роста. Экономисты в твиттере пишут, что чтобы теоретиков не обижали, надо лучше популяризовать их достижения, но я не знаю, куда уж лучше: про величайший аукцион в истории в 2000-е годы неслось из каждого утюга - хотя, может быть, это только в России так было стараниями профессоров РЭШ.

Нобелевская премия 2020: за что ее выдали и почему это важно для России?

Нобелевскую премию 2020 года получили экономисты из Стэнфордского университета Роберт (Боб) Уилсон и Пол Милгром за исследования в рамках теории аукционов.

Как утверждает профессор Чикагского университета Константин Сонин, «нет более важной темы в экономической теории последних 40 лет, чем теория аукционов».

Что вообще такое теория аукционов в экономической науке? Почему теория аукционов так важна для России и почему Нобелевскую премию за теорию аукционов получили уже в третий раз? Об этом рассказывает Григорий Баженов в новом ролике Furydrops.

Ссылки:

1. Как продать воздух за $100 млрд: колонка Даниила Шестакова о теории аукционов и вкладе Милгрома и Уилсона
2. Как Нобелевский комитет обосновал выдачу премии Милгрому и Уилсону - популярная заметка (англ.)
3. Сайт Auctionomics - действующего предприятия Пола Милгрома
4. Колонка Рубена Ениколопова
5. Колонка Константина Сонина

Есть ли в DSGE-моделях вынужденная безработица?

Канал Politeconomics пишет: «вынужденная безработица не может быть согласована с DSGE-моделями, так как они основаны на оптимизационном поведении индивидов. Иначе придется считать, что безработица является результатом оптимизации. То есть миллионы людей, решив математическую задачу максимизации благосостояния, добровольно уволились».

Я уже читал такую критику (вот о том же самом пишет Ларс Силл, профессор Университета Мальмё) и никогда не видел хороших аргументов в её пользу. Действительно, в базовой новокейнсианской DSGE-модели рынок труда неоклассический, а вся безработица является добровольной: там реальная зарплата равна предельному продукту труда, и не работают только те, кто не хотят. В терминах модели это означает, что репрезентативное домохозяйство предлагает столько труда, чтобы предельная полезность от вознаграждения за дополнительный час занятости сравнялось с предельной отрицательной полезностью от усилий на очередной час работы.

Я не специалист по рынку труда в DSGE-моделях, но даже я знаю, что никто не использует простую модель из учебника для описания реальной экономики: в моделях, которыми пользуются центральные банки и международные организации, обычно есть какие-то несовершенства на рынке труда. Навскидку могу вспомнить три примера. Во-первых, в моделях с  жесткостью номинальных зарплат вниз работодатели в кризис не хотят понижать зарплаты (те, кому понизят зарплаты, станут хуже работать) и предпочитают вместо этого увольнять работников: именно это произошло в 2008 г. в европейской периферии.

Во-вторых, в моделях поиска и подбора найм работника сопряжен с издержками для фирмы, которые зависят от меры напряженности рынка труда (отношение числа безработных к незанятым вакансиям). В таких моделях работники часто лишаются работы из-за шоков, которые не могут контролировать, и становятся вынужденно безработными: дальше они должны начать процесс поиска вакансии и прекратить его тогда, когда ожидаемый выигрыш от лучшей вакансии сравняется с ожидаемыми издержками от дополнительного времени, потраченного на поиск работы.

У моделей поиска есть недостаток: из-за предпосылки разделения риска внутри домохозяйства безработные получают более высокую полезность, чем работающие - они потребляют столько же, сколько остальные члены домохозяйства, но при этом не тратят силы на работу. Поскольку домохозяйства заботятся об общем уровне потребления, а он ниже из-за наличия безработицы, безработицу всё ещё можно назвать вынужденной. Но, в-третьих, Кристиано с соавторами разработали модель с такой вынужденной безработицей, в которой полезность безработных ниже полезности занятых, и занятость реалистично изменяется вместе с деловым циклом. Так происходит потому, что в постановке Кристиано полная страховка рисков внутри домохозяйства неоптимальна. Можно представить себе это так: домохозяйство состоит из двух братьев, один работает, второй сидит без работы - питаются и живут братья вместе, но работающий брат может позволить себе потратить часть своей зарплаты на личные нужды и хобби.

Во всех трёх типах моделей: (1) безработица равновесна, (2) решения агентов являются результатом оптимизации в условиях ограничений и (3) неверно, что безработица связана с тем, что люди «добровольно уволились».

Politeconomics продолжает: «Сторонники DSGE-макроэкономики активно ищут пути выхода из этой ситуации. В своих попытках они обращаются к разным новым теориям: теория поиска, теория эффективной заработной платы…» Для начала, эти теории не новые - они появились в начале 1980-х гг. и, таким образом, старше новокейнсианской макроэкономики. В обеих теориях есть вынужденная безработица: при установившемся на рынке уровне зарплаты люди хотят работать, но не могут найти работу - либо потому, что на поиск вакансий надо потратить ресурсы, либо потому, что открытых вакансий нет. Что же не так?

В очередной раз наблюдаю плохое понимание гетеродоксов статуса абстрактных моделей в экономической науке. По фактам рассуждения авторов канала Politeconomics разобрал Даниил Шестаков.

Я же отмечу следующее: чтобы разбирать ситуации ad hoc вам необходим идеальный тип (те самые модели без несовершенств), в противном случае вообще неясно как вы будете строить контрфакт и разбираться в причинно-следственных связах. Модели в экономической науке — это своего рода лаборатории для экономистов. Сначала смотрим на то, чтобы происходило в чистом виде (per se), устанавливаем связи при прочих равных, а затем добавляем несовершенства (ad hoc), смотрим, что это меняет, и прогоняем модель на данных. Если ретро сходится с модельными значениями, значит, модель довольно хорошо описывает фактическую динамику, мы можем признать модель рабочей.

Вообще, экономические модели похожи на те, что применяются в астрономии, эпидемиологии и метеорологии. Во всех этих науках возможности эксперимента ограничены, поэтому приходится работать с искусственными конструкциями, повторяющими фактические траектории. Если они их повторяют хорошо, то все ок. Если плохо, надо работать дальше.

Чем сложнее объект исследования, тем хуже с точностью прогнозов (учитывая ограниченность применения эксперимента это важно). Как писал Хайек:  "социальные науки - подобно биологии, но в отличие от большинства областей физического знания - исследуют структуры сущностной сложности, например, такие структуры, характерные особенности которых могут быть представлены только на моделях, построенных на относительно большом числе переменных". И, конечно, чем больше факторов, тем сложнее сказать ТОЧНО.

При этом в реальной практике в модели всегда добавляются несовершенства рынков. В хороших современных учебниках (в т.ч. для бакалавров) разбирают случаи и причины несовершенств. Претензии претенциозного канала необоснованные и высосаны из пальца.