Ещё, конечно, хочется зафиксировать любимый момент в фильме: Липски (журналист) сидит на чемоданах, через несколько минут они с Уоллесом неловко попрощается, он сядет за руль и уедет. На этом история самого Липски фактически закончится: он вернётся на работу, там найдутся новостные сюжеты поинтереснее репортажа о писателе, выпустившем роман века, и плёнки с интервью на тринадцать лет (до самой смерти Уоллеса) отправятся собирать пыль по коробкам.
В этот момент сам Уоллес на минутку выходит из дома, в голове у Липски что-то щёлкает, он вскакивает и начинает бегать по дому, скорострельно наговаривая на диктофон всё, что видит: «Собачьи игрушки, мячи, какие-то пятна на ковре, камин, американский флаг, игрушечная акула, книжный шкаф, плакат с Аланис Морисетт» — и дальше вплоть до открытки с цитатой из святого Игнатия. В этом потоке слов нет ничего особенного — он просто гонит фактуру, чтобы разбросать потом эти подробности по тексту (который, напомню, так и не будет написан — по крайней мере, не в том виде, в каком планировался). Но получается, что он судорожно пытается в этом нагромождении хлама найти Уоллеса, поймать его загадку (разумеется, безуспешно).
Один из уроков, которые я получил когда-то от Шаши Мартыновой, звучит так: «Есть два способа нарисовать дерево. Один — нарисовать дерево. Другой — нарисовать всё кроме дерева: землю, небо, людей, облака, просветы между веток — и тогда дерево появится само». Вот и Липски неосознанно делает то же самое, вычитая из пространства существенные и несущественные вещи, пока не останется один Уоллес. Задача откровенно недостижимая, но вся соль в процессе.
